Утром, невыспавшийся и измочаленный, он огляделся, обнаружив, что остался в комнате один, вскочив на ноги, позвал ее, эй, где ты, куда ты ушла, прошел по коридорам и, услышав голоса за дверью, попытался открыть ее, но отсыревшая дверь приоткрывалась только чуть-чуть, оставляя щель, в которую он просунул сначала голову, затем плечи, ногу и наконец вошел целиком. Женщины, укутанные в теплые пледы, сидели вокруг огромного чана, под которым, дымя, горел огонь, а самая молодая из них, в цветастом платке на голове, укачивала ребенка, напевая ему колыбельную на чужом, непонятном языке, но еще вчерашним вечером водитель шепнул ему, что это вовсе не мать, та умерла родами, а отца никто не видел, не местный, так что теперь ребенок общий, как дом и еда, и его нянчат по очереди. Он опустился рядом с чаном, спросив, вы не видели мою девочку, и женщина со спутанными, словно их никогда не касалась расческа, волосами протянула ему тарелку с кукурузной кашей, твоя девчонка в порядке, не волнуйся, поешь сначала. У женщин были грубые, потрескавшиеся лица, похожие на горшки, передержанные в печи, и огромные, словно все время распахнутые от удивления, глаза, и хотя их зубы, кожа, губы, руки и тела казались состарившимися раньше срока, глаза оставались молодыми, и, заглянув в них, можно было потерять голову. Они и сами чувствовали, что нравились этому странному мужчине, появившемуся здесь прошлой ночью с какой-то страшненькой девчушкой, совсем доходягой, то ли дочерью, то ли нет, и кокетничали с ним, но не так, как это делали русские женщины, а на свой лад, без слов, прикосновений, намеков, только взглядом, острым, как наточенный клинок, который их мужья носили в голенище сапога, и он думал, а не бросить ли все и не поселиться ли здесь, в этом старом, приговоренном под снос доме, среди большеглазых женщин, с которыми ему оставалось только флиртовать, на большее он был уже не способен, да и пускай, зато каким спокойствием и удовлетворенностью веяло от них, не имевших ничего, а живущих так, словно у них есть все, а разве не в этом счастье, но его путаные мысли оборвала догадка, кольнувшая в бок, словно забытая в ткани булавка. Он вспомнил о портфеле с деньгами. Вы не видели мою девочку, еще раз спросил он, теперь уже взволнованно, даже визгливо, что-то неприятное в последнее время происходило с его голосом, мою девочку и мой портфель, видели или нет. Женщины, переглянувшись, пожали плечами, да куда она денется, где-нибудь шляется, поищи на этажах.
