- Что у вас стряслось? - спросил Ремезов.
- Стряслось, это верно, - посерьезнев, кивнул директор. - Но мы-то с тобой живы, а это главное. Ты с дороги, может, часок поспишь? Мы тебе коттеджик отвели - там удобно, холодильник полон, плита… душ, бритва… в общем, все, как полагается.
- Я выспался в самолете, - ответил Ремезов.
Директор взглянул на него внимательно и, поверив, чему-то обрадовался.
- Добро. Давай тогда сразу приступим к делу… Впрочем, у меня сам все увидишь. Рассказывай, как живешь «у подножья Гималаев».
И Ремезов что-то рассказывал, с трепетом поднимаясь по ступеням проходной института, оглядываясь в холле, вдыхая, пробуя знакомый запах, прислушиваясь к знакомой лестнице…
Бетонные, выстланные розовым ракушечником пространства были безлюдны. На двери директорского кабинета висела стеклянная черная табличка с золотыми буквами:
РЕМЕЗОВ Игорь Козьмич
Прием по личным вопросам:
вторник 15.00-17.00
Эта табличка удивила Ремезова, хотя он давно знал, кем стал однофамилец, - и рассмешила, а потом и растревожила своей невозможностью при взгляде с расстояния в десять лет.
«Сегодня суббота, что ли?» - подумал Ремезов и вспомнил, как на первых курсах института однофамилец стыдился своего отчества… и не то, чтобы явно стыдился, а как-то невольно, незаметно для себя, хотел отодвинуться от него в сторонку… А потом, став членом комитета комсомола, уже подавал новому человеку руку, весело и вызывающе ударяя на отчество:
- Игорь Козьмич!
Директорский кабинет не утратил того старинного запаха полустершейся полировки на дубовой академической мебели. И этот запах был тем академическим духом неподвижности в пространстве и времени, повелевающим отбросить суетные мысли и приступить к размышлениям. Тот запах был самым дорогим воспоминанием Ремезова об эпохе, когда он благоговел перед наукой, когда входил в этот кабинет, как в чертоги небесные,- лицезреть апостола мысли, академика Стрелянова. Академик был эпической личностью ученых преданий: натуралист, «вейсманист-морганист», хлебнувший из котелка колымской воды, почетный член союзных, королевских и прочих…
Теперь за его столом сидел Игорь Козьмич и смотрелся вполне на месте. Иллюзия того, что он, доктор Ремезов с Алтая, вдруг сам оказался героем древнего предания и записан теперь в летописи, была полной.
- Вспоминаешь Стрелянова? - улыбнулся Игорь Козьмич, заметив, с каким чувством Ремезов смотрит па стол. - Веселый был дед… - Игорь Козьмич ласково погладил крышку стола. - Никогда не выброшу. Память… Тут менять предложили. А я им говорю: весь институт на свалку пойдет, а этот стол - в музей… Ну ладно. Соберись с духом.
