Вольфганг Амадей. Моцарт | страница 8
Родители остаются одни. Матушка Аннерль уже давно заметила, что мужа гложет какая-то мысль. И догадывается, какая именно.
— Польдерль, ты у меня в последние дни ходишь сам не свой. Скажи, о чём ты думаешь?
— ...Всё из-за этой нелепой истории с поездкой в Вену, Аннерль.
— Я так и подумала. И что ты решил?
— В том-то и соль: сколько ни ломаю себе голову, ничего не сходится. Авансы мне делают заманчивые, но у меня самого куража недостаёт. Как быть: соглашаться или стоять на своём?
— Не знаю, что и посоветовать, Польдерль. Тебе виднее. Я могу сказать только, что думаю...
— И что же?..
— Отказываться от такого предложения нам вроде бы не с руки. Не пожалеть бы потом.
— Ты так считаешь?
— Но тебе стоило бы попросить деньги вперёд... Вот так, вслепую... только на словах договорившись... хотя если и Шахтнер тебя уговаривает, значит, дело верное...
— Да, да, я и сам того же мнения. Только без денежных гарантий я согласия не дам, что бы там наш добрый Андреас ни говорил.
В коридоре задребезжал колокольчик, на что Бимперль сразу подал голос. Леопольд негромко произносит:
— Неужели это он...
— А хоть бы и так, — шепчет ему она. — Ты только на увещевания не поддавайся. Поступай, как считаешь правильным.
Появляется Трезель и докладывает о приходе господина барона фон Вальдштеттена и господина придворного трубача Шахтнера. Матушка Аннерль понимающе кивает мужу и исчезает в соседней комнате.
Трудно представить себе двух столь непохожих внешне друг на друга мужчин, чем эти гости. Господин фон Вальдштеттен: кавалер с ног до головы, или, если угодно, от отлично сидящего парика и до блеска начищенных туфель с пряжками. Каждое его движение исполнено естественной и ненавязчивой элегантности. У него лицо благовоспитанного аристократа, а тонко очерченные губы выдают в нем приятного и обходительного собеседника, словно рождённого для жизни в салонах. На вид ему можно дать лет сорок, хотя на самом деле фон Вальдштеттену около пятидесяти. По сравнению с ним его спутник всё равно что дуб по сравнению с пальмой. Высокого роста, кряжистый и широкоплечий, он небрежно одет и, похоже, вообще не придаёт никакого значения внешним приличиям. На тучном туловище посажена крупная голова, щекастая, носатая, с толстыми губами и на редкость кустистыми бровями, почти совсем прикрывающими глубоко посаженные водянисто-голубые глаза. Но этот мясистый увалень, великолепно играющий на трубе, просто неиссякаемый источник благожелательности, сердечной доброты и веселья, так что у самого сдержанного человека, находящегося в его обществе, обязательно потеплеет на душе. Вот и сейчас природная живость Шахтнера, несколько умеренная его появлением в доме Моцартов вместе с гостем благородных кровей, не проявиться не может.