Когда уходит земной полубог | страница 19
Царевич вздрогнул и внезапно подумал: «А хорошо, что батюшка столь силён! Такой не даст пасть дому Романовых!»
Пётр, заметив оживление на лице сына, заключил грозно:
— Попомни, Алексей: ради счастия России я сына родного не пощажу! У меня один бог — Отечество! Посему скажи, как на исповеди: со мной ты аль против?
— С тобой, батюшка! — Алексей впервые за весь разговор посмотрел отцу прямо в глаза и попросил: — Поручи мне дело какое, дай полк иль роту! Всё исполню, меня Гюйссен на шпагах биться-то обучил!
— Эх ты, на шпагах биться! — рассмеялся Пётр, хотя по всему было видно, что обрадовался боевому задору наследника. Сказал мягко: — Сядь, Аника-воин, и слушай: на войне скакать со шпагой для царей последнее дело. Отчего, мнишь, я войска редко вожу, генералам своим доверяю, а сам больше по тылам о хлебе да башмаках солдатских пекусь? Да потому, что без сухарей нет ни армии, ни флота. А собрать те сухари и не своровать — не всякий может! Но нам-то, Романовым, не у себя же красть? Вот и поручаю я тебе царскую ношу — поедешь в приграничные крепости, самолично проверишь — заготовлен ли хлеб для войска. А оттуда в Москву поспеши — крепить надобно и Первопрестольную. С Василием Корякиным вместе то дело свершите. Корчмин — фортификатор дельный, учен в Пруссии, живо всю Москву болверками и люнетами прикроет.
— Батюшка, да неужто швед из Саксонии до Москвы дойдёт? Даль-то какая! — Алексей склонился над картой.
— Дойдёт иль нет, не ведаю, Алёша, но что Каролус уже генерала Шпарра комендантом в Москву определил, знаю наверное. Только ведь и я в Москву своего нового коменданта назначил! — В глазах Петра сверкнула искорка смеха.
— Кого же, батюшка? — с видимым неудовольствием спросил Алексей, думая, что батюшка опять заставит его ходить под одним из своих любимцев.