Увидев время на телефоне, я резко поднялась. Было уже восемь тридцать. Ми ждала меня в парке через полчаса, а я еще даже из кровати не выбралась. Я подскочила, приняла двухминутный душ и оделась. Мысль о том, что Триша была с моими девочками в моем доме, пронзила меня, словно ружье с заряженными яростью пулями. Пэкстон сказал, что не позволит мне взять их с собой. В этом я была уверена. Еще я была уверена в том, что он сказал ей дать мне выспаться. Придурок.
У меня аж закружилась голова, когда я услышала крик. Крик, который вызвал мгновенную улыбку на лице. Что бы это ни было, видимо, Офелия получила этот предмет первая. После быстрого двухминутного душа я оделась в самостоятельно выбранные шортики и свободную футболку, нанесла легкий макияж, просунула ноги в кожаные шлепки и пошла на запах какой-то выпечки и…
— Пэкстон?
— Мамочка!
— Мамочка!
Оба моих Клайда соскочили со своих табуретов и побежали ко мне. Я быстро взглянула на него, улыбающегося и переворачивающего блинчики то ли с голубикой, то ли с шоколадными чипсами. Я в замешательстве закачала головой и перевела все свое внимание на маленьких девочек, тут фруктовый запах и достиг моего носа. Голубика.
— Привет, малышки, — обратилась я к ним, обеими руками гладя их длинные мягкие волосы, одни светлые, другие темные.
— Я видела ее ночью, а ты нет, — похвасталась Роуэн, пытаясь незаметно толкнуть сестру локтем.
— Я тоже видела.
— Не-а, потому что ты не знала, что она здесь. А я знала.
— Перестаньте, — прервала их я. — Я видела вас обеих. Кто хочет пойти в парк? Доедайте свой завтрак, нам пора.
Я взглянула на ухмылку на лице Пэкстона и увидела, как он подмигивает правым глазом. Он что-то задумал, и он знал, что я это заметила. Я хотела, чтобы он понял это и по моему выражению лица. Это, конечно, не имело значения, но все же.
Роуэн первая выболтала его секрет.
— Но нам придется подождать. Папочка сказал, что твоя подруга придет сюда скоро.
Я даже не удивилась. Ни капли. Раздраженная, но не шокированная. Я поцеловала обе их головки, когда они вновь уселись на свои табуреты, обратно к своим блинчикам с голубикой, довольные тем, что их мамочка была дома. Я подняла голубой карандаш и четвертак с пола, наблюдая за Пэкстоном через сощуренные глаза. Голубой карандаш отправился в кучу к остальным цветам на кухонном островке, а монету я положила ему в руку.
— Это за прошлую ночь. Что ты на этот раз сделал? — спросила я, отворачиваясь от его губ.
