— Всё-всё-всё… Закончилось уже все. Не ругайся. Пойдём, пойдём…
Полицейский под руку увёл Петра в тенёчек, на скамейку. Усадил. Помахал перед лицом форменным бордовым беретом с золотой эмблемой, успокаивая. Опять — золотой!
— Эх-ма, да и ладно! — махнул рукой Петр и протянул ему один пакет. — На вот, служивый. Выпей со мной за выигрыш, Иван Иванов, старший уполномоченный.
Он свернул пробку, кинул её в урну. Попал, не глядя. Урна вздрогнула, зажужжала, перерабатывая полученные отходы. Петр поднял бутылку, чтобы чокнуться с собутыльником и замер. Полицейский глядел, раскрыв рот, на урну.
— Ты что, Вань? Что случилось-то?
— Золотая! Она опять была золотая!
Вылезай, — сказал папа, пошевелив усами.
Когда он так говорит, надо слушаться.
— Все слышал? — спросил он, когда я, пыхтя, вылез из-за дивана.
Конечно, я слышал все. Ну, или почти все — сколько успел подслушать. А если не подслушивать, то как же узнавать новости?
— Ну, то есть, ты уже знаешь, что мы сегодня едем к лорду Олдену? Мы вдвоем — ты и я.
Я только кивнул головой, потому что — о чем говорить? Да, я слышал, как он приказал готовить коляску. И куда она поедет — тоже отлично слышал. А к Олденам я ездить любил. У них такой дом, как лабиринт какой-то. Длинные, какие-то кривые и неправильные коридоры, большие полутемные комнаты — там было уютно и интересно.
— А теперь, — сказал папа, — тебе надо бы помыться. А то уж слишком от тебя несет… Хищником.
— Уа-у! Я хищник! Уа-у! — заорал я и стал прыгать по кабинету туда и сюда.
— Хищник, хищник, — смеялся папа. — Марш в ванную! И обязательно возьми то новое жидкое мыло!
Я еще пару раз взвыл, а потом, не дожидаясь шлепка пониже спины, помчался мыться. Вообще-то не такой уж я и вонючий… Это он просто преувеличивает. Утрирует — вот такое слово он мне специально объяснил. Взрослые часто утрируют. Это воспитание такое.
Если бы мыться пошел папа, то ему нагрели бы большую медную ванну на шести ногах, которую специально потом чистят до блеска и полируют кожей до солнечного сияния. А я еще маленький. Мне греют воду в кадке, в которую я могу залезть целиком и даже нырнуть с головой и спрятаться под водой. Хотя я нырять не люблю — вода в уши затекает. Щекотно.
Новое жидкое мыло было зеленовато-мутным и дрожащим, как студень. И еще оно просто нестерпимо пахло какими-то южными травами. Я намылился и потом чихнул раз десять подряд. И даже когда нырнул и смыл с себя всю пену, запах все равно держался. И я опять чихнул.
