Ему объяснят, что место его — там, где он и находится. А властители умов, писатели, пишут то и так, как им хочется и можется писать. Авторитет читателей не пошатнулся. Он просто рухнул. Они, давшие миру Адама и Моисея, Иисуса и Марию, и многих иных достойных уважения и признания людей, принуждены теперь кривляться самым пошлым образом, чтобы только напомнить писателям о своем существовании. Боже, боже, которого в сущности нет, до чего ты, которого на самом деле-то и нет, довел читателя!
— За моим окном был стадион. И там школьницы бегали и прыгали. А кто не бегал, стоял у железного решетчатого забора, грыз семечки и громко разговаривал. Они всегда очень громко разговаривали, чтобы смотрели не на тех, кто сдуру бегает и прыгает, а на них, нормальных, в красивых платьях, с прическами.
— А за моим окном был стадион. Пустой все время, какой-то облупленный, с обвалившимися трибунами. И под забором обязательно стоял какой-то маньяк, который любил дрочить, глядя на наши окна.
Вот почему — на наши окна?
— На Первомай шли на демонстрацию. Все шли, весело и с песнями. А потом, когда прошли мимо трибуны, бежали бегом домой. Дома был горячий чай, торт, газировка.
— Напивались еще перед демонстрацией. Каждый приносил бутылку водки в кармане. Закуска была не у всех. Потом орали дурными голосами, хватали наших девченок за круглые задницы прямо перед трибуной. Те визжали, но только для виду. Потому что тоже были уже пьяные и веселые, на все готовые. Потом их рвало за углом…
— Летом ездили к деду с бабкой. Мы тогда жили не богато, так нас родители отвозили в деревню. Можно было ложиться спать на улице, под яблонями, и не спать до утра, смотреть в небо, считать звезды и рассказывать страшилки. А днем можно было пойти в овраг — там вишня.
Вечером собраться с местными пацанами и в темноте делать набеги на соседские бахчи. Арбузы еще маленькие, в три кулака, но тут главное не вкус — сам факт. Их раскалывали о плетень и потом ели, еще зеленые, почти не сладкие. И у костра пели разные песни, и всякие истории рассказывали.
— Дед с бабкой головой были ушибленные на своем огороде. Гоняли собирать жука. Чего там собирать? Вся картошка была съедена, одни стебли голые, да и те не зеленые — оранжевые от этих жуков. Их надо было обирать и давить. Я не могла, противно. Давали банку с керосином — кидала туда. Тоже противно. Девки деревенские полные дуры. Вечером даже поговорить не с кем. У них только и мысли, кто и с кем гуляет. Ну, понимаешь, да? А самим — по тринадцать-четырнадцать…
