Миниатюры | страница 13



— Ничего они все не понимают, — думала она. — Если уж мне суждено в этой жизни стать царевной, то так оно и будет. И приедет на белом коне самый настоящий принц, или Иван-дурак третий сын придет пешком по болоту. Увидят они тут меня, обрадуются, поцелуют сразу в губы, и вот она я — царевна! Она улыбалась широко и одновременно смущенно. А потом шлеп-чмок-хлоп — очередной комар шел ей на полдник.

— Нет, я могу, конечно, перейти на вот ту кочку, — думала она. — Или даже на ту, подальше. Но — какая разница? Комары там точно такие же. А принцев и Иванов и там нет. Я бы заметила. Ее глаза позволяли видеть все вокруг — очень удобное зрение. Когда ей надоедали сороки да вороны, она ныряла глубоко и отсиживалась в теплом и тихом болоте, пока все не улетали.

— Вот же надоели как, — думала она. — Почему это я должна что-то менять? Вот пусть он — принц или даже Иван — полюбит меня такую, грязненькую. А потом-то я помоюсь, так он еще сильнее меня залюбит! Она прищуривала в мечтаниях свои круглые глаза, а потом — шлеп-чмок-хлоп. Чего-чего, а мошек разных, да комаров вкусных на том болоте всегда хватало.

Новая концепция

На покатой черной крыше въезда в подземный гараж писали каждый год белым по черному: «С добрым утром, любимая!». Потом, когда коммунальщики и погода уничтожили надпись, появилось: «Лена, я тебя люблю!». Представляю Лену, выглянувшую в окошко и увидевшую этакое. Слово «люблю» — оно не для крика, мужики. Но время смыло и эту любовь. Теперь на крыше ярко написано кривыми белыми буквами: «Не забывай о МЕЧТЕ».

А зачем?

Страшные люди живут среди нас. Они точно знают, как надо жить.

Они живут почти так, как надо. Вернее, стремятся к тому, чтобы жить так, как надо. А других, которые не знают, как надо, они не учат, они их просто срезают правильными вопросами. Они точно знают, что нельзя говорить прямо, нельзя давать человеку все разжеванное, пусть, мол, сам догадается, что занимается он всякой хней, бней и муйней. А чем надо заниматься? Вот, бери пример с них, со страшных людей.

— Смотри, какую я бутылочку оклеила! — радуется девушка.

— А зачем? — хмуро спрашивает страшный человек. Он уже потому хмур, что сто лет назад надоели ему эти истерически-веселые дамы. Вот пусть она теперь подумает сама, «а зачем?».

— Смотри, я рассказик написал, на конкурс послал, — смущенно говорит какой-то знакомый.

— А зачем? — спрашивает страшный человек. Он не о том спрашивает на самом деле, зачем послал куда-то свой рассказ. И даже не о том, зачем написал. Ну, мало ли — графомания, может. Это болезнь такая, когда — ни дня без строчки. Просто — а зачем он все это делает и еще всем рассказывает. Вот пусть теперь подумает, успокоится. Может, начнет жить, как надо.