— Смеешься? — капитан был зол. Мало того, что все на нём, так еще и это — болячку какую-то прихватил. Ни сапоги надеть, ни берцы форменные натянуть. Ногу раздуло так, что еле влезала в штанину. И больно же, черт! Какой он боец, если ни бегать, ни ходить нормально?
— Какой тут смех, Петрович? — вздохнул врач. — Постельный режим — это как минимум. А уж ультрафиолет был бы очень к месту. Да где его взять? Ну, таблеток я тебе дам, чтобы хоть как-то… А мазать вообще ничем нельзя.
— Заразное это?
— В принципе, если постараться, можно и заразить. Стретококки — они такие. Ну, не трись ни о кого — пронесет. Вообще-то и ты сам — заразился, скорее всего. Где-то у нас тут инфекция бродит.
— Издеваешься?
— Слушай, капитан, ты понимаешь, что если что — операцию я тебе здесь просто не сделаю?
— Все так серьезно?
— Да не серьезно, если бы солнце, сухость, никакого трения и раздражения, постель на недельку, пенициллин… А где я тебе возьму это здесь? Солнце… Солнца они не видели уже два месяца. Солнце где-то было. Но это где-то надо было долго искать на глобусе, стоящем в одной из классных комнат. Вернее, комнат, названных классными.
Двадцать метров грунта и бетона над головой. Два шлюза и намертво замкнутые стальные двери. Фильтры на вентиляции. Очищенная вода.
Длинные гулкие коридоры, освещенные редко торчащими лампочками под стальной сеткой. Постоянная температура и постоянная влажность.
Постоянно низкая температура и постоянно высокая влажность. Обувь, прокисающая на ногах. Вечно сырая одежда.
— Связи так и нет, кэп?
— Связи нет.
— А что там — вообще? Наверху?
— Кто же тебе туда лазил? По прогнозам, сейчас там самый разгар зимы. В августе. Старики всегда говорили, что август для нас — самое противное время. Вот и сбылось, видишь. Зима у нас теперь в августе.
А нам бы весну, и дожди хорошие. Чтобы смыло все по максимуму. Тогда хоть нос высунуть можно будет.
— Если сейчас зима, когда ждать дождей?
— Год! Год, блин, и еще сколько-то! Или даже два.
— Петрович, и как мне тебя лечить? Болячка-то простая, в принципе. Известная. Но — как, когда сырость, холод, мерзость вся эта?
— Ну, и не лечи… Уй, черт…
— Больно?
— Штаны, черт, не натягиваются. А лежать нельзя, нельзя. Тут смотреть и смотреть за всеми… Спасли их, понимаешь. А теперь что с ними делать? Дальше — что?
— С тобой дальше — только хуже. А с ними со всеми — не знаю.
— Вот и я не знаю. Плачут. Родителей зовут. А я хожу и улыбаюсь — дурак дураком. Говорю, что еще немного, еще чуть-чуть…
