Я, конечно, понимаю, что значит «без права переписки», но матери не говорю, пусть у нее останется надежда. И хотя знаю, что все кончено, единственно ради мамы, иду с ней к Дольскому, но Дольский говорит, что дело безнадежное, ничего сделать нельзя и ничего не делайте. И я понимаю, но мама говорит:
– Едем к Терещенко.
Возвращаемся в Чернигов. Терещенко сидит в своей консультации, прикрывает ладонью рот, хватил с утра, но выслушал нас внимательно и ответил вполне резонно:
– Рахиль Абрамовна, вы разумная женщина, и я буду говорить с вами как с разумной женщиной. Если бы был хоть один шанс вызволить вашего сына, я бы взялся. Но этого шанса нет. Такие дела рассматриваются без участия сторон, в закрытом заседании, согласно Указу Президиума ЦИК СССР от пятого декабря тысяча девятьсот тридцать четвертого года. Вы можете, конечно, писать кому угодно, это ничего не даст, таких писем много. Наберитесь мужества и примиритесь с мыслью, что сыну вы ничем помочь не можете.
И, глядя в сторону, как бы между прочим, добавил:
– Думайте о своих детях.
Эти слова не требовали расшифровки, в те времена они были понятны и ребенку: важно, чтобы судьба Левы не отразилась на судьбе его братьев и сестер. Этими словами Терещенко советовал нам поменьше говорить на людях о Леве, а если можно, то и вовсе не говорить.
Представьте, мать поверила Терещенко. Убедил?.. Повлияло предупреждение насчет других детей?.. Или уже израсходованы были душевные силы на спасение отца?.. Не знаю. Вероятно, все вместе… И еще одно… Мать, конечно, любила Леву, родной сын, и какой сын – гордость семьи, гордость матери, и вот погиб ни за грош, она тоже понимала, что погиб… Но где-то в глубине души он был для нее отрезанный ломоть, он единственный отстранился от дела отца, не потому, что не любил отца, не потому, что был злой человек, а потому, что жил по своим законам и сам стал их жертвой. Вот что в глубине своего простого сердца понимала мать. Дело отца было ясное, дело Левы не ясное, политическое, а она в политике не разбиралась, на всякие споры и дискуссии смотрела так: что-то они там между собой не поделили, раньше Лева брал верх над другими, теперь другие взяли верх над ним. Примитивный, обывательский подход, но мать была человеком неискушенным в таких делах, жила в маленьком городке на Украине, не будем судить ее слишком строго. К тому же она сознавала свою ответственность за судьбы остальных детей, все мы теперь под огнем, а Лева все равно обречен, помочь ему ничем нельзя, даже если будешь рвать на себе волосы.
