— То-то-ж дело ясное, к тебе белобрысая прилеплена, — Белоручка догнала и пристроилась рядом. — А бес же ж его знает, чё… Глаза у ней особенные. Поверишь: глянула и надумала засранца Шельму не удавливать при встрече… во морок! Теперь-то я очухалась.
— Особенные — какие? — не унялся вервр. — Цвет, разрез, выражение. Что в них есть?
— Тепло, — задумчиво выговорила Белоручка. — Такое тепло, аж в пот кидает.
Вервр встал возле своей обузы, и сразу был опознан.
— Ан! Тя-тя-тя-а, — широко улыбнулась девочка, вывернулась из шубы, вцепилась в ногу и поползла по ней вверх, как по дереву. Добралась до шеи, ловко оседлала вервра и намертво вцепилась в левое ухо. Помахала Белоручке. — Па-ка!
Вервр усмехнулся и побрёл прочь от воровки и её людей. Он двигался по улице, не спеша и не мешкая, и в такт шагам обдумывал новости.
Четвёртое царство — особенное. Когда ушли атлы, они оставили нерушимое до возрождения себе подобных ограничение: в гости в их мир могут пройти без провожатого трое бессмертных, по одному от каждого царства. И только те, кто прежде был сюда приглашён. Пусть он предал себя и стал частью иерархии, пусть забыл имя и утратил личность. Но приглашение в силе, оно — вроде надежды на прощение… Так думал даже Рэкст, себя не помня, и так он смог войти в этот мир. Он ведь имел, кажется, тройное право быть гостем, и позже вспомнил Тосэна — одного из пригласивших. Имена двух других не вернулись… Рэкст был гостем от третьего царства, а кто два другие беса — гостя? Это в памяти цело.
Один — горгл, бессмерть первого царства, в иерархии королевы он стал зваться Кукольник. Кто мог пригласить тварь с каменным сердцем? Кем он был прежде, в свободной жизни? И кем стал, если сама Белоручка назвала его трухлявым!
Наконец, последний из гостей — альв, бессмертный второго царства. В иерархии за ним карта отравителя. У альва утонченная красота и холодный, как сама стужа, взгляд, полный ненависти к людям. Альв забыл себя прежнего, но помнит, кто убил всё зелёное в родном мире и тем свёл с ума его — тихого обитателя леса, не склонного общаться с людьми и жить в городах. Кто пригласил альва? Вроде бы — двое. Память плохо отзывается. Но — да, двое. И, кажется, один из них снова Тосэн. Наивный друг так охотно звал в гости… Кажется, и тогда кипело в душе древнего вервра раздражение, как сейчас кипит при мысли о Клоге хэш Уле — слишком дурашливом и беспечном. Тосэн был особенным, он жил без малейшей соринки страха в душе, а ведь страх порой важен для самосохранения и здравого смысла. Хотя… у Тосэна не было ни одного из этих полезных качеств. Потому он и был — лучший друг.
