Девочка снова порылась в своей шубке, добыла ленту и принялась её вязать бантиком на толстом указательном пальце Белоручки.
— Касиво, — важно сообщала «дурёха», хотя бантик не получился.
— Вот же-ж вилы, — задумалась Белоручка, глядя в глаза девочки и смаргивая в каком-то вялом, коровьем недоумении. Наконец, она вздрогнула и взвыла, очнувшись: — Зуб!
Тощий мужичок выделился из подворотни, из теней, недавно проглотивших свет последнего уличного фонаря. Подручный воровки подбежал споро и замер в исключительном почтении, полуприсев перед хозяйкой.
— Эта-ж… — выдавила Белоручка, щупая дарёную ленту. Стряхнула с плеч шубу и укутала ею ребёнка. — Во зараза! Ты, рожа кривая-ж… Вмёрзни тут, покуда три часа не пробьёт. Во так вот, да-ж.
— И чё? — задумался Зуб, ощупывая засапожный нож.
— И ничё! — взревела Белоручка, оттолкнулась обеими руками от ледяной мостовой, встала и зашагала прочь. — Ну значит… будет три и не заберут её, вот и станет чё…
Белоручка почесала в затылке. Пощупала дарёную ленту и криво усмехнулась, то ли ёжась от холода, то ли недоумевая. Вервр замер на краю крыши ровно в таком же недоумении, до сих пор не решив, стоит ли спрыгнуть и вмешаться, ведь угрозы для воспитанницы нет? И что в мире сломалось, если воровка отдаёт шубу, хотя в столице знают: родного сына она выгнала из дома в лютую зиму, да ещё и в тонкой мокрой рубахе — уморить желала, сочтя выродком и мстя, как мстила бы любому в шайке.
Снова потоптавшись и повздыхав, Белоручка побрела далее, оглядывая подворотни и косясь на щели прикрытых дверей сараев. Вервр скользил тенью — следом. До самого угла, пока не скрылся из виду Зуб, замерший с разинутым ртом, всё ещё не способный очухаться от приказа.
Когда вервр прыгнул с крыши, звука не возникло, но чутье у воровки сработало, и она обернулась, заранее рыча в ответ на невнятную угрозу. Белоручке хватило короткого взгляда, чтобы резко захлопнуть пасть. Вервр мгновение подумал и понял причину столбняка. Его не узнали как беса, но без имени и славы Рэкста сейчас он, пожалуй, мог бы кого угодно напугать: босой, в просторной драной рубахе, лохматый, с пустыми запавшими глазницами, в потёках крови от губ по подбородку, по шее, по пальцам и запястьям. Да ещё и заляпанный темным мешок дёргается, шевелится в левой руке…
— Вот же-ж смертушка ходячая, — поразилась Белоручка, усилием воли проглотив ком страха. — Чё надо?
— Ответ. Почему сказала «старый бес»? — прошелестел вервр, облизываясь.
