— Осторожнее с Аурелией, Цицерон, — продолжил он, появляясь из тени. — Она как политик в два раза сильнее всех нас вместе взятых, правда, мама?
Обняв мать сзади за талию, он поцеловал ее за ухом.
— Немедленно прекрати, — сказала Аурелия, освобождаясь и притворяясь недовольной. — Я уже достаточно поиграла в хозяйку. Где твоя жена? Негоже ей пропадать где-то без сопровождения. Как только она вернется, немедленно пошли ее ко мне. — Она грациозно кивнула Цицерону. — Мои наилучшие пожелания на завтрашний день. Стать в семье первым, кто достиг поста консула — это что-нибудь да значит.
— Правда ведь, Цицерон, — Цезарь с восхищением смотрел на нее, — женщины в этом городе заслуживают гораздо большего уважения, чем мужчины, да и твоя жена тому хороший пример.
Намекал ли Цезарь на то, что хочет соблазнить Теренцию? Не думаю. Было бы легче завоевать самое непокорное племя галлов. Но я увидел, как Цицерон с трудом сдержался.
— Я здесь не для того, чтобы обсуждать женщин Рима, — заметил он. — Хотя лучшего эксперта, чем ты, мне будет трудно найти.
— Тогда зачем ты здесь?
Цицерон кивнул мне, и я достал из своего футляра для документов судебное предписание.
— Ты что, хочешь, чтобы я нарушил закон? — произнес Цезарь с улыбкой, возвращая мне документ. — Я не могу его обсуждать. Ведь я буду судьей.
— Я хочу, чтобы ты оправдал Рабирия по всем этим обвинениям.
— Не сомневаюсь. — Цезарь кашлянул в своей обычной манере и убрал тонкую прядь волос за ухо.
— Послушай, Цезарь, — нетерпеливо сказал Цицерон. — Давай поговорим откровенно. Все знают, что свои приказы трибуны получают от тебя и от Красса. Я сомневаюсь, что Лабиний знал имя этого своего несчастного дяди до того момента, как ты ему его назвал. Что же касается Суры, то для него «Perduellio» было сортом рыбы, пока ему не сказали обратное. Это еще одна из твоих интриг.
— Нет, правда, я не могу говорить о деле, которое буду судить.
— Признайся, цель всех этих обвинений — побольнее ужалить Сенат.
— Все свои вопросы ты должен адресовать Лабинию.
— А я адресую их тебе.
— Хорошо, если ты настаиваешь. Я бы назвал это напоминанием Сенату, что если он будет продолжать унижать достоинство жителей, убивая их представителей, то убитые будут отомщены, сколько бы времени на это ни потребовалось.
— И ты серьезно полагаешь, что сможешь укрепить достоинство людей, терроризируя беспомощного старика? Я только что видел Рабирия. Он уже ничего не соображает — слишком стар. Даже не понимает, что происходит.
