— Ты спасла ей жизнь, — сказал Квентин. — Я не успевал вовремя. Она умерла бы, если бы не ты.
Опасность была так близко, по ее лбу текла капля крови, где клык Рыжего льва задел ее кожу. Я вытерла ее рукавом, материнский инстинкт охватил меня на миг, хотя я была младше нее.
— Я думала по книге твоих историй, что поглощение духовной силы похоже на ритуал или вампиризм энергии, — сказала я.
— Нет. Кусаешь и жуешь.
Стук по стеклу отвлек меня. Я посмотрела на окна и поняла, что мутный щит Рыжего льва начал рассеиваться. Снаружи были люди, некоторые явно хотели войти.
О боже.
Что я делала? Я магазине были тела. Мертвые, возможно. Мы не могли так попасться.
Ой-ой-ой.
Я подбежала к двери и заперла ее, пока никто не вошел, но вуаль пропала, и нас было видно снаружи.
— Квентин! — закричала я. — Что нам с этим делать?
— С чем?
Я помахала руками.
— С этим!
— О! — сказал он. — Точно. Ого. Это плохо для тебя, да? Такое сегодня с людьми не происходит. Хмм.
Он расхаживал, словно у нас было все время мира для его размышлений. Я хотела кричать.
— Ты не можешь спрятать их магией? — взмолилась я.
— Я мог бы, но люди могут пройти здесь и, не знаю, споткнуться о невидимые тела и заметить. Было бы проще, если бы ты убила их.
— Что?!
— Яогуаи улетают в ад, когда умирают. Эти еще живы, даже Рыжий лев. Хочешь я… — он щелкнул зубами и покрутил руками.
— Нет! — одно дело сражение, но добивать поверженного врага я не могла позволить.
Квентин закатил глаза, словно я была глупой.
— Тогда нужно, чтобы их убрал член небесного пантеона, — сказал он. — Но Рыжий лев и его братья не были связаны с богами. Никто не захочет платить. Кроме, может…
— Без может! Найди помощь, или мы будем искать просвещение в тюрьме!
Он сморщил нос. Он не хотел звать на помощь, ведь будет от этого в долгу. Он сел на пол и поджал ноги под себя.
— Что ты делаешь?
— Молюсь, — он глубоко вдохнул, казалось, это длилось вечность, и опустил голову.
Гул, как перед бурей, донесся из его горла. Стало слышно буквы. Он читал мантру, не как монах, а как хор монахов в каменном аббатстве, удваивающем их голоса. В воздухе покалывало напряжение.
— На мо гуань си инь пу са, — затянул Квентин. — Намогуаньсииньпуса-намогуаньсииньпуса. Намогуаньсииньпуса.
Я могла поклясться, что земля задрожала под нашими ногами. Квентин выл все громче, пока не стало казаться, что стекло в магазине треснет.
— На мо гуань си инь пу са, — продолжал Квентин. — Приветствую самого сострадательного и милосердного Бодхисаттву.
