Он никогда не сможет перенести это на цветное стекло. Даже если бы у него была впереди целая жизнь. Он бы всю эту жизнь год за годом старался, но никогда бы не смог перенести ее совершенство на бездушное цветное стекло.
Уже пробовал однажды. Когда увидел ее во сне.
А узнав ее в жизни, вдруг понял — не сумел и никогда не сумеет.
Халат плавно скользнул с ее тела, мягко опустившись на пол. Из кармана показалась головка змеи. Как ужаленная, Мари отпрянула от Мишеля и тихо сказала:
— Постой. Я должна отдать тебе.
Быстро наклонилась, подняла змею и поднесла ее к лицу короля.
«Она отдаст ожерелье только тому человеку, которого полюбит навсегда, на всю жизнь», — вспомнил Мишель, глядя на змею в руках Мари.
Навсегда, на всю жизнь. Понимание этой простой истины не принесло радости. Она всю жизнь будет любить того, который навсегда исчезнет из ее жизни. А он умрет завтра. Завтра и восемь столетий назад. Его жизнь в обмен на жизнь его возлюбленной. Равноценный обмен.
Он молчал. А она продолжала смотреть на него своими немыслимыми синими глазами. Смотреть с нежностью, будто признаваясь в любви.
— Ты не понял? — Мари улыбнулась. — Ты не понял? Я твоя. И ожерелье — твое. И если там, в твоей жизни, я нужна тебе, ты сам меня заберешь. Это же так просто.
Все очень просто. Он взял у нее из рук золотую змею. Сверкнул изумрудный глазок.
Теперь она не окажется в одиночестве в чужом для себя мире. Что так неосмотрительно он ей предложил.
— Хорошо, Мари, — ласково сказал король, вновь притягивая ее к себе.
Она закрыла глаза, откинув назад голову и почему-то подумала… как же жаль, что он не позволил ей себя нарисовать…
… свет в комнате почти незаметно начал тускнеть. За окном показалась предрассветная дымка. Неожиданно резкий яркий солнечный луч прорезал осенние тучи и по-хозяйски скользнул по шее Мари. Мишель впился губами в то место, на которое только что заявило свои права солнце. И закрыл глаза, гоня прочь от себя мысли о том, что произойдет через мгновение.
1185 год, Фенелла
Маркиз де Конфьян в алом плаще, подбитом лисой, поправляя на руках меховые рукавицы, ступал по покрытой серебрящимся под восходящим солнцем льдом траве — туда, где конюх уже прохаживался, держа под уздцы Игниса — великолепного гнедого коня, подаренного когда-то Сержу герцогом Робером. Это было единственное, что он забирал с собой из Жуайеза, оставив там свое сердце.
— С добрым утром, Ваша Светлость, — проговорил конюх, поклонившись. О том, что трубадур оказался маркизом, молва разнеслась по замку в считанные часы. Слуги охочи до болтовни. — С добрым утром! — повторил конюх, полагая, что мессир маркиз не слышал его.
