Серж медленно подошел к столу. Там оставался один-единственный свиток — его последняя канцона. Другой не будет. Ему больше не для кого их писать. Перечитал длинные неровные строки и усмехнулся. Она просила канцоны повеселее. Что ж, и эту тоже — в огонь. Слишком много в ней было надежды. В Серже ее не осталось вовсе. Он сам все уничтожил.
Направился к камину и протянул руку к пламени, ожидая, как его языки обожгут кожу и отнимут надежду, заключенную в слова.
— Тебе дров мало, что ты вздумал бумагой топить очаг? — услышал он за спиной.
Паулюс вошел без стука, уселся на стул и осмотрелся.
— Чувства на ней горят жарче дров, — равнодушно ответил маркиз. — Что там у тебя опять?
— Да не у меня. У герцогини твоей…
Серж вздрогнул. Его герцогиня…
— Увы, она не моя… — пламя, наконец, лизнуло ладонь. Ничуть не больно. Уж, во всяком случае, не больнее того, что в душе. — Что ты имеешь сказать?
— Старая Барбара приходила. Напуганная какая-то, словно черта увидела. Сказала, что больна герцогиня сильно. Про обморок что-то говорила… А Андреас-то наш все пропадает невесть где который день. Барбара тревожится.
— Кто-нибудь послал за месье Андреасом? — спросил он, отгоняя от себя мысль, что должен немедленно мчаться к Катрин.
— Барбара, наверное, послала, — почесал затылок Паулюс. — Я решил сразу к тебе… Зря, наверное… Ну, я тогда пойду, — монах поднялся.
— Ступай, — бросил Серж, не глядя на него.
Оставшись в одиночестве, он еще долго смотрел на догоравший закат, сжимая в руках единственный оставшийся у него свиток. И чувствуя боль от ожога на ладони. Эта борьба с самим собой была нелепа. Все предрешено заранее. И все-таки боролся. Чтобы сохранить остатки разума.
Когда на землю спустились сумерки, не маркиз де Конфьян — трубадур Серж Скриб шел к окну герцогини. Когда зажглась в небе первая звезда, он стоял у стены замка. Снег сменялся дождем, тут же застывавшим льдом на деревьях, а дождь сменялся снегом, стягивавшим траву сплошным белым покровом, серебрившим его виски, когда душа его безо всякой музыки пела последнюю свою канцону, исполненную надеждой.
Ступай ко мне — луна найдет дорогу,
Тебе ее сияньем осветит.
Любовь моя, я рядом, у порога.
И песнь моя к тебе одной летит.
Душа во мне надеждою томима.
А я страстей огнем теперь объят.
Ах, знала б ты, как мною ты любима.
Я все отдам за твой счастливый взгляд.
Катрин велела не зажигать свечей. Ей невыносим был сегодня свет. Комната слабо освещалась огнем из очага. Она не спала, когда до нее со двора донеслась песня.
