на невиданные жертвы, лишения и унижения?
Не пострадал ли германский народ от этой войны сам так же, как пострадали те народы, на которые направил его фюрер, готовый пожертвовать всем, — и своей страной, и своим народом, и собственной жизнью — ради реванша за прежние унижения? И отвечает ли народ за действия своих диктаторов-тюремщиков, чьей жертвой-заключенным является сам?
Впрочем, зачем ломиться в открытые двери? "Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, германским государством. Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское — остаются". Это сказано не сегодня и не рядовым обывателем-правдолюбом. Это заявил Сталин своему народу, чтобы услышал и германский. Заявил не под залпы салюта Победы, как в минуту великодушия победитель побежденному, а 23 февраля 1942 года, в дни смертельной опасности для своей страны, когда гитлеровские войска были всего в 150 км от Москвы…
Но ломиться в эти двери тем не менее приходится и сегодня. Потому что открытыми они были и остаются только в сознании немногих и для узкоцелевого использования. "Убей немца!" — этот призыв к холокосту против немцев советского писателя и поэта Ильи Эренбурга относится к тем же временам. И в те же времена на практике уже давно и официально, с одобрения того же Сталина, отождествили с "кликой Гитлера" не германский народ и даже не часть его, а советских немцев, обвинив, выселив, загнав в трудармейские лагеря на массовую гибель только потому, что они тоже были немцами. И преодолеть этот синдром отождествления не удалось и за 60 лет…
Именно потому, что решение нашей проблемы в России так намертво связано, сцеплено, сплавлено с отношением к Германии и ее народу, вопрос о их виновности или невиновности в сознании тех, от кого зависит наша судьба, как был многие десятилетия, так и остается вопросом нашего будущего. И не только нашего.
Потому что есть еще такое понятие как человечество. Есть все возрастающий по своему значению вопрос о том, как этому человечеству выжить на все более тесной Земле. Вопрос, который диктует другой вопрос: как народам жить друг с другом, чтобы выжить вместе? И может ли народ, более полувека назад из-за ненормального фюрера втянутый в самую разрушительную и бесчеловечную войну, из-за этого фюрера понесший столько жертв, унижений и бед, — долго ли еще этот народ может считать для себя справедливым из поколения в поколение нести свою трагедию как свою вину
