В дальнем конце комнаты, на полу под открытым окном горело с десяток свечей. В помещении как будто бы перекатывались эхом звуки из недр джунглей: туземная музыка, бамбуковые флейты, барабаны и цимбалы. Но сначала в тебя ударял, говорил Крыс, запах. Два запаха. На поверхности аромат благовоний, как в каком-нибудь буддийском храме, а под пряным дымом крылась более глубинная, более мощная вонь. Это невозможно описать, вздыхал Крыс. Вонь ошарашивала. Она была густая и сильная, как в зверином логове, вонь от опаленных волос, крови, экскрементов и гниющей плоти. Запах смерти. Но и это было еще не все. На шесте в задней части барака торчала разлагающаяся голова крупной черной пантеры, с потолочных балок свисали полосы какой-то желто-коричневой шкуры. И кости на полу. Груды костей, всевозможных костей. По одну сторону стоял прислоненный к стене плакат с надписью, выведенной аккуратными черными буквами: «СОБЕРИ СОБСТВЕННОГО ВЬЕТКОНГОВЦА. БЕСПЛАТНЫЙ НАБОР ЗАПЧАСТЕЙ». Вся картинка доходила до тебя не сразу, сказал Крыс, она просто в мозгу не укладывалась. Несколько смутных фигур валялись в гамаках или на койках, ни одна не приподнялась и не заговорила. Фоновая музыка шла из магнитофона, стоявшего возле круга свечей, но высокий голос принадлежал Мэри-Энн.
Марк Фосси начал было вставать на ноги, но остановился.
— Мэри-Энн? — позвал он.
И тогда она тихонько выступила из тени. В первую секунду она казалась все той же хорошенькой юной девушкой, которая приехала несколько недель назад. Она была босиком. На ней был ее розовый свитер в обтяжку, белая блузка и простая хлопчатобумажная юбка.
Мэри-Энн долго смотрела сверху вниз на Фосси почти пустым взглядом, и в свете свечей ее лицо выглядело сосредоточенным и безмятежным — лицо человека, который пребывает в мире с самим собой. По словам Крыса, понадобилось несколько секунд, чтобы оценить всю перемену. Отчасти это были глаза: они теперь были совершенно непроницаемые и бесстрастные. В ее взоре более не было ни тени эмоций, ни намека на личность за ними. Но самым гротескным, добавил он, были ее украшения. На шее у девушки покачивалось ожерелье из человеческих языков. Продолговатые и узкие, как кусочки почерневшей кожи, языки были нанизаны на медную проволоку, один находил на другой, кончики заворачивались кверху, точно пойманные на последнем визгливом слоге.
Всего секунду Мэри-Энн презрительно смотрела на Марка Фосси.
— Без толку разговаривать, — произнесла она. — Знаю, что ты думаешь, но это не… это неплохо.
