Я отвел глаза от газетного листа, и мне показалось, что день сразу как-то изменился. На главной улице Эль-Милии уже не царило прежнего оживления. Европейцы углубились в чтение только что поступивших газет, нигде — вероятно, в силу простой случайности — не было видно ни одного араба. Жандарм, стоявший посреди улицы, перебирал пальцами прорези в кожухе своего автомата, словно это были лады какого-то музыкального инструмента.
Я зашел в кафе «Спорт» и попытался связаться по телефону с Джи Джи.
На мой звонок ответила Мэри.
— Его нет дома, — сказала она. — Почему бы вам не позвонить в лагерь?
— Хорошо, — ответил я и уже собирался положить трубку, как вдруг Мэри воскликнула:
— Подождите, подождите! Я только что получила чудесную новость. Теперь все в порядке!
— Какую новость?
— О совместном посещении кино по случаю праздника розговенья.
— Впервые слышу.
— Да? Возможно, я и в самом деле ничего вам не говорила, потому что не знала, получится ли у нас что-нибудь. Я изо всех сил уговаривала своих женщин прийти в кино на праздник, но встретила неожиданную оппозицию со стороны духовных лиц. Пришлось оставить эту затею. Но потом десятка два женщин переговорили с мужьями и сообщили о своем согласии. Так что теперь они придут в кино.
— Это, конечно, хорошо, но что, собственно, необычного в том, что женщины придут в кино? Для них еженедельно устраиваются специальные сеансы.
— Да, но они придут без чадры. Вначале я устраиваю для них небольшой прием, а потом мы все вместе отправимся в кино.
— Тогда другое дело. Совсем другое.
— Вы не думаете, что это прямо-таки волнующее событие?
— Да, да, разумеется.
— Иногда мне кажется, что вы смеетесь надо мной.
— На этот раз не смеюсь. Это большое дело. Очень большое.
— И шаг в правильном направлении, не правда ли?
— Правда. Вашим следующим мероприятием будет организация службы обеспечения чистыми пеленками.
— Да, да, конечно. Вы знаете, это как раз то, что я планирую на будущий год.
— Я же провидец… Кстати, на какой фильм вы намерены повести своих женщин?
— «Любовник леди Четтерли», с французской киноактрисой Даниэль Даррье.
— Мм-да…
— Видите ли, другого выбора нет. Либо «Любовник», либо «Великосветские проститутки», причем я даже не знаю, кто там играет.
— Понимаю, понимаю.
Я позвонил в лагерь, но Джи Джи не оказалось и там. Я попросил передать ему мою просьбу позвонить мне, вышел из кафе и в ожидании звонка снова сел за столик на открытом воздухе.
Казалось, улица уже оправилась от недавних потрясений. Шел последний день рамадана. и в городе чувствовалось какое-то затаенное ожидание перемен. Эль-Милия готовилась к празднику. Рабочий пристраивал на стене кафе новенький арабский вариант рекламного плаката «Кока-кола». Три нарядные арабские «К» в словах «Ашраб Кука Кула» извивались на пурпурном диске, как змеи. Напротив, в окне аптеки, человек в белом халате, присев на корточки, переставлял покрытые пылью клизмы. Из здания миссии, расположенного на этой же улице, метрах в пятидесяти отсюда, вышел мистер Фултон; с улыбкой, хорошо заметной даже на таком расстоянии, он направился к витрине, в которой была выставлена открытая библия. Ежедневно в одно и то же время мистер Фултон вынимал библию из витрины, листал ее, находил новый гневный абзац и обводил его толстым синим карандашом.
