«Позови сына и оставь нас!»
Она мигом исполнила его приказание.
Мишка, со страхом поглядел на отца, осторожно приблизился к кровати. Отец приподнял воспаленные веки, поймал сына ясным и жгучим взором и тихо спросил:
«Ты знаешь, где твой дед?»
И хотя спросил он очень тихо, но Мишке показалось, что громыхнул на всю горницу — в здравии-то голос у него был дай боже. И поэтому Мишка поспешно прошептал:
«Знаю, на войне».
«А дядья твои где?»
«Там же, на войне…»
«На войне, на войне… — передразнил отец. — Нету их уже на войне…»
«Где же оне?» — робко спросил Мишка.
У отца что-то клокотнуло в горле, и он тяжело, с натугой, почти выкрикнул:
«На том свете!..»
Мишку передернуло словно от удара.
А отец все клокотал утробно:
«Их всех комсарик Никишка кончил!.. Кого забил!.. Кого утопил!.. Кого заморозил!..»
Отец яростно сверкнул очами, в глухом бессилии выдохнул:
«Ублюдок говенный!..»
Тут отец закашлялся, и у него горлом пошла кровь. Мишка бросился за матерью. Прибежала мать с тряпками. Она приподняла отцу голову и, поглаживая его заросшую щетиной щеку и шею, что-то ласково стала нашептывать ему. Возможно, молитву. Отец немного успокоился, перестал кашлять — и приостановилось кровотечение. Мать начала поить его отваром каких-то трав, а потом он будто задремал. Но вдруг открыл глаза, знаком велел матери выйти из горницы и, собравшись с силами, спросил сына:
«За что комсарик их кончил?»
И сам же ответил:
«Потому как помыкать собою не позволили!»
Пауза — и снова ответ:
«Потому как разора не потерпели!»
Пауза — ответ:
«Потому как за батюшку-царя стояли крепко!»
Пауза — ответ:
«Потому как живота своего не пожалели!»
Отец снова помолчал, потом сказал наставительно:
«Заруби себе: всех твоих родичей комсарик Никишка кончил!.. Мне бы тоже каюк, кабы не ранило в бою!.. Ты — последний…»
Отец опять замолк надолго, наконец тихо и грустно сказал:
«Помру я, Михайло…»
Помолчал, потом снова заговорил:
«За матушкой пригляди, Михайло — больше некому…»
Мишка припал к постели отца и всхлипнул:
«Не надо, батенька-а-а!..»
«Ну-к, не хнычь, не хнычь! — сурово-ласково проговорил отец и положил руку на голову сына. — Дело есть!..»
Он помолчал и, поманив сына поближе, зашептал что-то ему на ухо. Затем отстранил сына и застыл на кровати. Мертвенно-синий свет луны резко оттенил черты его костлявого и властного лица. Он лежал с закрытыми глазами, и Мишке невольно почудилось, что отец не дышит. Он попятился от постели, но отец, не открывая глаз, разомкнул губы:
