Тишка уж не на шутку забеспокоился, что котята умрут: подумать только — с утра голодные! Жмутся друг к дружке, холодными носами шарят по животам. Наверно, один другого за мать принимают. Не слепые бы, так разобрались. А слепым, конечно, не видно.
Да-а, котятам без матери не прожить.
Тишка устроил им гнездо в предбаннике, подальше от досужих глаз. В избе сделай, так Славик сразу наткнётся.
«А это ещё что за зверинец? — спросит. — Вони без них не хватает, что ли? И так две кошки в дому…»
Он Мурку — ту кошку, которая вместе с ним выросла, почти ровесницу свою — и то не милует: попадётся под ногу, так отшвырнёт к стене! А уж можно бы взять в расчёт, что, по кошачьим понятиям, Мурка совсем старуха, что её можно б и пожалеть.
«Да ну её! — отмахивался Славик. — Она только рыгает. Уж нельзя, так не ела бы…»
Молодой кот ему, конечно, не дастся, от пинка всегда увильнёт. А эта — пойдёт Славик навстречу — присядет, сожмётся вся, будто загипнотизировали её. Ну, а Славка уж просто так не минует Мурку, обязательно заденет ногой.
Мать, не выдержав, отвешивала Славке подзатыльника.
«Ну что за бессердечный такой!.. — сердилась она. — Сам-то состаришься, так, может, хуже Мурки будешь в тысячу раз…»
«Сравнила тоже, — обижался Славик. — Я — и кошка. Кошка-то ведь не человек. Её все пинают».
«Ой, Славка, не знаю, что за живодёр из тебя растёт», — сокрушалась мать.
В ограде кто-то оглушительно засвистел.
«Явился», — обеспокоенно догадался Тишка и накрыл котят тряпкой.
Щель между косяком и дверью в предбаннике была очень широкая. В неё свободно можно просунуть пальцы и открывать или закрывать себя на завертушку.
А уж для наблюдательного пункта лучше места и не придумать.
Тишка прислонился лбом к щели.
Славик подбрасывал вверх корзину и, когда она, кувыркаясь, падала, ловил её, как волейбольный мяч.
«Набрал малины, — усмехнулся Тишка. — Хоть бы сам-то наелся. А то, наверно, и ягодки в рот не попало».
— Тишка-а-а! — устав свистеть, закричал Славик. — Ты куда запропастился?
Тишка полуоткрыл дверь и, ящерицей юркнув через порог, спрятался в траве. Дверь сама отошла к косяку. Если и распахнётся настежь, так только при большом ветре. «Ладно, потом закрою», — решил Тишка и пополз бороздой к гряде, на которой они копали для поросёнка картошку. Там он выпрямился и взялся за вилы.
— Тишка-а! — опять закричал Славик.
— Ну, чего орёшь? — отозвался Тишка. — Не видишь, картошку копаю.
Славик перемахнул через изгородь, подошёл к брату.
