Я стоял и смотрел. Эта прилипала Милка тоже остановилась.
И вдобавок сказала:
- Как красиво…
Я бросил портфель и сел на корточки. Брызги ледяными иголочками начали колоть лицо. Я подобрал раскисший спичечный коробок и пустил его в пляшущую лужицу. Он запрыгал под ударами капель, а потом боком-боком подвинулся к истоку ручейка, протиснулся в ледяной желобок и заскользил вниз, царапая донышко.
- Как кораблик! - обрадованно сказала Милка. - В него бы Дюймовочку сейчас посадить. Да?
Я хмуро глянул через плечо:
- Чего?
- Дюймовочку… Ты что, не слыхал про Дюймовочку?
Я пожал плечами.
- Ну и что? Наверно, зенитка какая-нибудь. Трехдюймовка - полевая, а дюймовочка - мелочь какая-то. Зачем ее на корабль ставить?
Тут я впервые увидел, как Милка хохочет. Она запрокинула голову, зажмурилась и переступала с ноги на ногу, будто стояла босиком на горячем тротуаре. И заливалась: ха-ха-ха-ха-ха… Без перерыва, без роздыха. Капор съехал совсем на затылок и пламенел под солнцем, как петушиный гребень. Волосы сияли медным блеском.
- Дура, - сказал я коротко и сурово. Поднялся и взял портфель.
Смех ее обрезало, будто ножницами. Милка заморгала и жалобно спросила:
- Ну зачем ты сердишься?
Я не ответил и пошел прочь, гордо помахивая портфелем. Ей, длинноногой, ничего не стоило догнать меня. Она вышагивала сзади и оправдывалась:
- Я же не знала, что ты не знаешь. Дюймовочка - это не зенитка совсем, а девочка, такая маленькая, меньше спички. Такая сказка есть в книжке.
Подумаешь, девчонка меньше спички! Я про Гулливера читал, там этими лилипутиками кишмя кишит! Чтобы посильнее досадить Милке, я сказал:
- Если читала, значит, хвастаться надо, да? Ну, давай, давай хвастайся! Гогочи, как гусыня! Сама тогда наобещала: «Книжек интересных принесу», а вместо книжек - фига. Ни одной еще не дала. Где они, твои книжечки, а?
- Ой, ну пожалуйста! - обрадованно заспешила Милка. - Ну, хоть сейчас! Давай зайдем! Зайдем, а? Ну, Владик…
Она здорово меня упрашивала. Я поупрямился с полминуты и пошел с ней.
Милка жила в одноэтажном бревенчатом доме. Один угол у дома круто осел, и окна перекосились, как у выброшенного на отмель корабля. Я не стал заходить, потому что помнил про Милкиного неродного отца. Милка вынесла мне пухлого «Следопыта» и плоскую серую книгу с тремя сказками: «Дюймовочка», «Стойкий оловянный солдатик» и «Бременские музыканты». До сих пор не понимаю, почему две сказки Андерсена были напечатаны вместе со сказкой братьев Гримм. Потом я долго путал этих писателей.
