— Тогда что тебя волнует?
— Просто не понимаешь еще ты, не знаешь, какие взаимоотношения в наших научных кругах… Они ведь не такие, как у вас на заводе.
— У нас, конечно, все просто и ясно, — даже помогла я ему и не удержалась: — По твоей работе — и твоя цена!
Но Игорь не слушал меня, все будто в трансе каком-то находился, договорил чуть не горестно:
— И представляешь, если на моей защите Вадим просто промолчит?.. И даже критиковать меня не будет, и не похвалит, а просто промолчит… А ведь всем ясно, что основа моего исследования — его стародавняя работа и мы с Вадимом знакомы, даже связаны по университету… Каким может быть резонанс при голосовании!
Мне становилось все противнее и противнее, но в тесной кабинке телефона-автомата я даже отодвинуться от Игоря не могла.
— Дело, получается, не только в том, чтобы Петрашевский выделил тебе для работы Зверька и Хоттабыча?.. То есть поглубже дело-то?.. — Он так же машинально кивнул, все глядя в пространство, а я сказала простодушно: — Другой резонанс будет при голосовании, если члены ученого совета увидят: сам Петрашевский к твоей работе руку приложил.
— Ну?!
— Ай-яй-яй!.. — сказала я. — Вот это у меня чутье, до чего ж я правильно опять все угадала? — Игорь теперь мигал настороженно, чуть ли не со страхом вглядываясь в меня, тоже стараясь отодвинуться, да некуда уж ему было… А я выговорила вкрадчиво: — Прямо-таки поражаюсь я иногда на себя: простой слесаренок, а в мужья себе будущего кандидата наук обеспечила. И в семью его втиснуться хочу!..
— Что ты?.. Подожди, Анка!
Но я уже не могла остановиться; мой характер по-прежнему оставался при мне, ни на секунду меня не покидая, как верный пес.
— Говорила я уже как-то Маргарите Сергеевне, — пояснила я, — что больше всего на свете не люблю, когда меня обижают, понимаешь? — Изловчилась и влепила Игорю полновесную пощечину; левая щека у него сразу покраснела, но он даже не шелохнулся, а, наоборот, начал улыбаться, и лицо его сделалось мужественно-красивым. Тогда я в голос заревела от горя и бессилия, крикнула: — Пролезай в ученые!.. — И снова дала ему пощечину, а он заулыбался еще шире.
— Давай выйдем, — будто советуясь, предложил Игорь, даже пояснил: — Неудобно тебе здесь бить-то меня, настоящего размаха нет.
Мы оба разом вылезли из кабинки, Игорь встал передо мной, заложил руки за спину, поудобнее повернул мне уже ярко горевшую щеку. А я все ревела и больше уже ударить его не могла, только неожиданно для себя выговорила отчаянно:
