Стол украшался Агнцем Божьим, сделанным из масла, так же они вешали хоругвь – специальное праздничное полотно-знамя, символизирующее великую победу над Диаволом и смертью.
В Мтрастную субботу, по заведенному обычаю, дом Кшесинских должен был посетить ксендз – польский католический священник – чтобы благословить пасхальный стол.
Николай приехал в пятницу, на этот раз один, без гостей. Настроение вечера было задумчивым. И серьезным. Говорили они тихо, сидя рядом и плечами касаясь друг друга, как заговорщики, как беженцы, ожидающие поезд.
– Какой самый большой твой грех за жизнь, Маля?
Она задумалась.
– Не скажу, какой из них самый большой. Я точно помню первый.
– Ты поделишься им со мной?
– Да. Конечно, да, Ники. Я расскажу… Мне было четырнадцать, был конец лета, мы в Красицах – в нашем семейном имении. У меня день рождения в конце лета. Мы любим принимать гостей, отец мой настоящий хлебосол, а уж когда дни рождения и прочие праздники – гости у нас дома всегда. И всем хорошо. Но не суть. Был тогда такой англичанин, Макферсон. Мне он не нравился, вернее, нравился, но не как мужчина или что-то такое… В общем, я с ним кокетничала, но он не был мне нужен или интересен. В тот год он приехал к нам со своей невестой, и я почему-то так рассердилась! Мне она не понравилась совсем, не конкретно она, а то, что она вообще у него была. За ужином были фейерверки. Мы потом собрались за столом, и я нарочно села подле Макферсона и его невесты. И стала рассказывать, как люблю по утрам собирать грибы, в лесу рядом с домом, в аккурат до утреннего кофе. И все хожу одна, одна – и никто не составит мне компанию. Он, конечно, ответил, что был бы рад сходить за грибами со мною – а что ему еще оставалось делать? А мне того только и надо было. Я ответила ему, обращаясь, скорее, к его невесте: мол, если бы она дала ему на это разрешение, если она, конечно, своему жениху доверяет, то почему бы и не пойти, а вот хотя бы и завтра. Она разрешила. Да только грибы мы в то утро собирали плохо и почти ничего не собрали. Ты понимаешь… Он мне потом все писал длинные любовные письма, слал цветы и подарки, а свадьба их так и не состоялась…
Повисла пауза, и Николай, склонившись к ее лицу, поцеловал Матильду.
– Я уверен, это единственный и самый большой и страшный твой грех, Маля!
– О, если бы это было так!
– Для меня это есть и будет только так отныне, мой ангел! Не будешь же ты спорить с будущим Государем, чье слово – закон. А мой, мой самый большой грех это…
