Тайнозритель | страница 158
Но за что?
Думаю, за то, что я без разбора сваливал хлебный мякиш в кучу с пляжным инвентарем, превратив тем самым сумку из мешковины с отпечатанным на ней по трафарету портретом Демиса Руссоса в «вертеп разбойников». Впечатление от содеянного также усиливала черная масляная краска, которая, растекшись и засохнув самым немыслимым образом, превращала бороду певца в непроходимый можжевеловый лес, а брови — в заросли жасмина.
Карадагов сидел в тени можжевелового дерева рядом со столовой, ел хлеб и запивал его вином.
Он вполне мог напоминать разбойника, который добывал деньги на выпивку вовсе не сбором бутылок на пляже, но воровством и даже разбоем. Например, пользуясь темными крымскими ночами, он нападал на отдыхающих, возвращавшихся по литфондовскому парку домой после последнего сеанса в летнем кинотеатре, угрожал кухонным ножом, отбирал кошельки и золотые украшения.
Впрочем, продолжалось это недолго.
Однажды в числе атакованных им оказались известные фигуристы, олимпийские чемпионы Людмила Пахомова и Александр Горшков, которые отдыхали в Доме творчества писателей. Узнав своих кумиров, Карадагов раскаялся совершенно, выронил нож, более того, он попытался вернуть великим спортсменам все награбленное за эту ночь.
Благоразумный разбойник.
Безумный разбойник.
Благоразумие первого заключалось в его полнейшем раскаянии и уверении в искупительном характере сопригвождения перед лицом страданий, переносимых Спасителем.
Безумие же второго было следствием его жестокосердия, неверия в Воскресение, что также именуется Пасхою. А еще было результатом нестерпимой боли, которую ему причиняли римские легионеры, специальными молотками-шутейниками переламывавшие ему голени.
Можно ли было осуждать его за это безумие, ставшее следствием страданий, повлекших за собой помутнение рассудка?
Всякий раз я отвечал себе — нет, нельзя осуждать безумного за его же безумие, вне зависимости от того, следствием чего стало его помутнение рассудка.
Безумный разбойник кричал, изрыгал хулу на Господа, сквернословил, корчился под забиваемыми в стопы и запястья гвоздями, возводил очи горе.
Горная река Когайонон вытекала с северной оконечности Карадага, змеилась вдоль трассы Судак — Феодосия, пробиралась сквозь распадки Тепсеня, уходила в бетонное русло, проложенное через парк Дома творчества, и впадала в море рядом с прокатом лодок и водных велосипедов.
Карадагов спал на раскладушке в тени можжевелового дерева рядом со столовой «Волна». Ему снился исполинского сложения бородатый босой человек, завернутый в сооруженный из давно вышедшей из употребления простыни хитон.