Стоп! Он вздрогнул! И тут же почувствовал, как в конечности будто вонзились сотни иголок… Это восстанавливалось его кровообращение — слабыми пульсирующими толчками, слишком короткими, чтобы их можно было назвать движением…
Сердце! Его сердце снова забилось! Но коронер уже поднес скальпель к грудине, готовясь сделать надрез.
Вэйн изо всех сил пытался пошевелиться. Он смог мигнуть, но этого не увидели ни врач, ни Ланкершим.
Адвокат собрал всю свою волю для безумного безмолвного приказа.
Коронер на мгновение остановился, но тут же снова взялся за работу.
Вдруг его рука конвульсивно дернулась. Скальпель отлетел к стенке и звякнул об пол.
— Какого черта?..— рявкнул Ланкершим.
— Я… Странно… Это вышло совершенно непроизвольно. Видно, какой-то рефлекс…
Это был не рефлекс. Жизнь возвращалась к Вэйну — уже было ясно слышно, как стучит его сердце,— и сила Звездного самоцвета росла.
Коронер подобрал скальпель, посмотрел на него и бросил в стерилизатор. Потом, натянув новые перчатки, он взял другой скальпель и снова направился к телу и…
И остановился как вкопанный, раскрыв от удивления рот. Глаза его едва не вылезли из орбит, а с губ слетел какой-то нечленораздельный звук, больше походивший на бульканье.
— Боже, ты только посмотри! — ахнул Ланкершим.
Труп сел.
Вэйн моргнул, зевнул и потянулся, после чего сбросил ноги со стола и уселся, разглядывая пораженную публику.
— Ты же мертв, мертв! — будто заведенный повторял коронер.
Ланкершим первым вышел из оцепенения и подался вперед.
Вэйн нахмурился.
— Не двигайтесь, вы, оба!
В горле пересохло, и потому голос адвоката звучал хрипло.
Воды! Вот что ему нужно! Завернувшись в простыню, он пошел к стоявшему в углу кулеру и выпил целую кварту ледяной влаги. Вмиг почувствовав себя лучше, адвокат повернулся и оглядел неподвижные статуи полицейских.
Что-то теплое на руке привлекло его внимание. Конечно! Кровь, вновь побежавшая по артериям, полилась из сделанной при вскрытии раны. По счастью, разрез был неглубоким, а рядом в стеклянном шкафчике обнаружился лейкопластырь. Вэйн осторожно пощупал самоцвет. Камень всё еще прочно сидел во лбу — холодный, гладкий, чуждый этому миру.
Мысли в голове сменяли одна другую. Паскаль был жестоким и беспощадным противником, а сам Вэйн, как выяснилось, не так уж силен. Кто знает, когда он снова впадет в подобный транс? Его желудок опять сдавил голодный спазм. Необходимо срочно подкрепиться, а то он вымотался, как мартовский кот.
