Я:
– Труд – это труд. И пока пайки идут – человек вкалывает.
Лера:
– Пайки идут, но ведь не только посылки лагерное начальство зажиливало: особенно промежуточное начальство!
И вновь Лера (и почему-то уже в споре):
– Ты не прав: человек не мог там ходить один. Да, да, их водили группой. За группой легче и проще присмотр. Сортир?.. Но за зеками и там – глаз. Их обязательно организуют в группу по три-четыре человека – так и ведут. Почему?.. А потому, что всегда и всюду присмотр.
– Но необязательно же хотеть одиночества.
– Ничего не хочется так, как одиночества! Именно одиночества хочется, хотя бы на пять минут. Не спорь… Спроси у Василия.
– И спрошу!
– Вот и спроси!
Словопрения подходили к самому напряженному и чуть ли не магическому моменту «спроси у Василия»… – и, поскольку Василия с нами не было, мы вперяли глаза с нашего холма на вьющуюся вдали нитку дороги. Ах, как бела была та дорога. И нам казалось, что споры наши принципиальны, наивности их запоздалого звучания, пародийности мы, конечно, не слышали, вот только пусть приедет Василий, и мы разрешим – узнаем все или почти все из первых рук.
Но уже через минуту мы вновь разругались, насколько может выжить в лагере сильный человек. Обречена ли индивидуальность на нарах? Если да – то как себя сохранить?.. Да, он сильный, волевой – но он же вовлечен там в общую обезволенность. Остаться в одиночестве ему больно и страшно, но ведь и раствориться в общей покорности – страшно.
К сожалению, не оставляют одного. Но человек даже и в колонне, находящийся среди всех, умеет быть один, сам по себе. Для чего, кстати, и курят. Да, да, курение без помех как особый интимный процесс. Это как книга. Ты знаешь, Лера, что, как бы триумфально ни распространялось кино (тогда еще не говорили о голубом экране!), чтение книги незаменимо именно потому, что интимно. Это и проповедь, и исповедь в едином процессе…
Ах, перестань! Это для вас (Лера тут же отмежевалась!), для умников книга – и проповедь, и исповедь, а по существу, книга – лишь суррогат исповеди, в то время как сама исповедь – это живой голос. Нет, Лера, и книги, и курение, и иные общности выдуманы совсем не для умников. Курение и книга – вовлечение в процесс. Курение – личностно. Это прежде всего твое и мое обособление. Представь себе: я в колонне. Нас ведут на работы. Пришли. Но охранник (и тут промах в твоих рассуждениях, Лера) тоже личность. И ведь охранник тоже человек. Да, злой. Да, добрых не берут, знаю. Да, из добрых делают злых – тоже знаю. Но ведь и злой, подойдя к месту работы, хватается за сигарету. Да, он хочет покурить. Да, тоже. И прежде чем мне взяться за лопату или кирку, я тоже,
