Однажды Лера, словно бы разгадав мои тайные помыслы, сказала мне прямо и грубо:
– Убирайся отсюда, Генка. Уезжай…
И добавила:
– Я хочу здесь одна жить, хочу одна сострадать. Ты мне все портишь.
И я уехал.
Вот, собственно, все. Так все кончилось. Прошло много лет, и вот уже моя дочь будет скоро в возрасте Леры, и у нее будет муж, который будет ее любить и будет учиться с ней вместе в институте. (И я буду тихо, по-мещански радоваться, что у них все обыкновенно, хорошо, понятно и не так, скажем, как у Леры.)
Оградок тогда еще не ставили. Тут важно, как смотреть: валы равномерно скатывались на тебя с горы или, может быть, наоборот – один за одним убегали от тебя вдаль, вверх, а за валами только редкие обманывающие взгляд кусты. Ни крестов, ни звезд, только холмики – и словно бы огромные артели оставляли здесь своих отставших на обратном пути с гор.
Когда горы кончались, начиналось дыхание близких степей, и похоронившие своих, спускавшиеся с гор люди уже словно бы вернулись домой и торопились вступить в обычные отношения обмена и дележа; но год на год не приходился. Судьбы охраняемых и охранявших вновь сплетались и расплетались.
Взгорье – но какой необыкновенный, ровный наклон! А они относили своих только до взгорья, тут им казалось, что они уже ушли далеко и что можно похоронить спокойно. Крутизна валов уже не давала нести дальше. Здесь всюду – могилы. А левее – белые осыпи. Там тоже, конечно, наладились хоронить: валы как могильные холмы, они все спрячут, и земля не такая железная, как в горах, долбить не надо, не камень.
Говорили вчера с невропатологом. (Отец раздражителен. А я – меж ним и врачом – как переводчик, как посредник: налаживал поминутно контакт и смягчал их слова.) Невропатолог несколько важничал:
– Какая разница, какой сон! Важно, что сон вас тяготит. И от снов, дорогой вы мой, люди избавляются не ночью, а днем.
А мой постаревший, весь поседевший отец возмущался:
– Как это неважно – какой сон?! (Ему казалось, что врач клонит к тому, чтобы запретить рассказывать сны!) Вот послушайте. Я лежу себе спокойно в своей квартире, да, я живу один, жена умерла… И вдруг – я уже словно бы не в квартире, а в какой-то избе. А на улице, за стеной, истошно сигналит уезжающая грузовая машина…
Психиатр в своем кабинете говорил ему обратное – очень, мол, важно, какой снится сон, и также важно, как часто он снится. Но психиатр нажимал на подсознательное и хотел каких-то особенных подробностей жизни отца, а у отца тайн не было, отец не понимал и запальчиво сердился – каких еще подробностей?!
