«В прошлом году я видел девушку в саду довольно часто. Еще они вместе уезжали на его машине, и каждый раз она дружески махала нам рукой. Когда я спросил, кто она такая, он сказал, что это «югославская помощница», которую он «взял на время» у коллеги для помощи в домашней работе. Он всегда мечтал о жене из другой страны, вот я и подумал, что он так решил мечту исполнить»
(Йозеф Янчек)
«Вы только представьте себе, каково это было, не прошло бы и мига… как он схватил бы меня, а господина Янчека убил бы. Было слишком рискованно»
(Наташа Кампуш)
Иногда они стали ходить в кафе, супермаркеты, часто по вечерам гуляли по неприглядным улочкам Штрасхофа. Пару раз были в единственном музее городка. Приближался восемнадцатый день рождения Наташи Кампуш. «Когда тебе будет восемнадцать, будешь иметь право сама решать, а до тех пор ты ребенок и ни на что права не имеешь», – всегда повторяла мама девушки. Воспоминания о ней уже давно затуманились, но эта фраза звучала так же отчетливо, как и восемь лет назад. Она помнила эту фразу и еще помнила, что ее зовут Наташа. Не Бибиана. Наташа.
«За последнее время я дважды наблюдала, как он ехал по нашей улице с девушкой. И один раз я заметила, как они шли по главной улице. Моя подруга, которая живет здесь же по соседству, тоже говорила мне, что видела, как они гуляли, держась за руки.
Она выглядела очень юной, но на вид была в хорошем настроении и уверенной. Мы думали, что они пара, решили, что он наконец-то завел себе девушку»
(Госпожа Стефан, соседка)
Вольфганг Приклопиль мечтал о том, что когда Наташа вырастет, он сможет больше не прятать ее, и они заживут нормальной жизнью, как и все другие пары на земле. Вот только как именно, он представлял весьма смутно. Наташа больше не должна была учить уроки, вместо этого она целыми днями должна была убирать дом в Штрасхофе. Его любовь к чистоте давно приобрела патологический характер. Каждый отпечаток пальца на поверхности стакана, каждый волос на полу способен был вызвать новый приступ бешенства. Он мог ударить ее, пихнуть, запереть на неделю в подвале без еды и воды.
«Когда тебе будет восемнадцать, твоя жизнь будет принадлежать только тебе».
Тело ее покрывали синяки и шрамы, а из-за недоедания и душащих по ночам истерик она похудела до опасной отметки в сорок килограммов.
«Когда тебе будет восемнадцать…».
Дата икс приближалась, но глупо было предполагать, что после восемнадцатилетия в ее отношениях с Вольфгангом что-то переменится. Никогда ничего не меняется. Как-то раз 2 марта 1998 года она отчаянно хотела исчезнуть, изменить свою жизнь, чтобы мама над ней больше не издевалась. Теперь рядом больше не было мамы, но что переменилось? Все так же ей доставались затрещины, так же она чувствовала себя грязной и ничтожной из-за необходимости пользоваться клеенкой. Раньше это было постельное белье для стариков, теперь это была клеенка, на которой полагалось сидеть, чтобы ничего не испачкать в идеальном доме Вольфганга. Раньше ей запрещалось упоминать имя отца, теперь же ей запретили упоминать имена обоих родителей. У нее отобрали даже ее собственное имя. Так же ей запрещали есть то, что она хочет, и так же ее единственным окном в мир были фильмы и книги. В жизни ничего никогда не меняется. Разве что только становится хуже.
