Пшеницын наклонился к Ольге Николаевне и негромко сказал:
— Дайте нам пару минут.
И показал глазами в сторону Пергамент. Ольга Николаевна кивнула и выскользнула из кабинета. Пшеницын подошел к Пергамент, взял стул, с грохотом пододвинул его к столу и сел. Пергамент вздрогнула, но глаза не подняла.
— Людмила Ивановна, прошу прощения за то, что я сегодня…
— Не нужно этого, — оборвала его Пергамент. — Вы делаете свою работу, я — свою.
— Вот об этом я и хотел поговорить.
Пергамент наконец посмотрела на него.
— Говорю сейчас неофициально, — начал он и замолчал.
Пауза затянулась.
— Слушаю, — сказала Пергамент.
— Еще раз подчеркиваю, что говорю совершенно неофициально. Более того, если вы кому-то передадите мои слова, я скажу, что этого разговора не было.
И снова замолчал, глядя прямо в маленькие черные глаза.
— Хорошо, — сказала она, тем самым принимая его условия.
— Пропала Нина Шарова.
Лицо Пергамент ничего не выражало.
— Об этом будет официально объявлено в течение нескольких часов. Будет розыск, появятся ориентировки и так далее. Вот об этом я и говорил с Аней Трубниковой. Мне нужно было кое-что узнать.
— Узнали?
— Да. В смысле нет.
— Как это?
— Пропала молодая симпатичная девушка. Какие могут быть версии?
— Ее похитили, изнасиловали и убили, — уверенно сказала Пергамент, как будто это самое обычное дело.
— Все правильно.
— У вас есть подозреваемый?
— На этот вопрос я вам не отвечу. Но вместо этого задам другой вопрос.
— Спрашивайте.
— У вас ведь работает учитель географии Кораблев…
— Он еще преподает астрономию.
— О’кей. Пусть будет астрономию. Мне это фиолетово. Я слышал, он недавно развелся с женой? Живет один?
— Да. Его жена вышла замуж за Бокова.
— А вот этого я не знал. Давно?
— На прошлой неделе.
— У Кораблевых был ребенок?
— Да, мальчик. Три года. Боков собирается его усыновить.
— Очень интересно. — Пшеницын встал. — Спасибо вам за помощь. Прошу о моем визите и нашем разговоре никому не рассказывать.
— Это все, что вы хотели мне сказать?
— Я и так уже сказал слишком много, Людмила Ивановна. Надеюсь, дальше этих стен наша беседа не уйдет.
— Можете не сомневаться, Павел Сергеевич.
Выйдя из учительской, Пшеницын двинулся было к выходу, но потом развернулся и зашел в туалет. Там он уперся спиной в дверь и с размаху ударил ногой по раковине. Край, на котором было нацарапано «Пшеницын — чмо», откололся. Пшеницын поднял его и выбросил в открытую форточку. Выходя из туалета, Пшеницын чуть заметно улыбался.
