Про-писи венеролога | страница 28
— Девушка, девушка, — ворковали они сизым голубем в телефонную трубку, — а как вас зовут? Урр, урр!
Тьфу! Вспоминать не хочется. Брезгливо!
— Я не девушка. Я мальчик, — соблюдая культуру разговора, вежливо разъяснял я собеседнику, тщетно пытаясь добавить в голос нотку спартанской мужественности.
— Ха-ха! Какая веселая девушка! — вызывал фальшивый гомерический хохот у противной стороны. — А сколько вам лет? — продолжался любострастный допрос с пристрастием страстотерпца.
— Мне одиннадцать лет. Я пионер, — не решаясь положить трубку, честно докладывал я, втайне надеясь, что это глупый розыгрыш кого-нибудь из знакомых или друзей моих родителей, и вскоре все разъяснится.
— О! Уже одиннадцать! — чувствовался возрастающий интерес противоположного конца. — Ха-ха! — слышалось довольное отирание взмокших от возбуждения ладошек педофила. — А как к вам обращаться, милое создание?
— Никак! — не «по-тимуровски» пытался грубить я незнакомому человеку.
— А все-таки? Неудобно разговаривать, не зная вашего имени, — банным листом на интимное место клеился подлюга, в свою очередь не спешивший озвучить собственное имя-отчество.
Ух! Сейчас, через полсотни лет, я бы ему вдул! А тогда терпеливо продолжал разговор. Учился еще.
— Рафик.
Непродолжительное молчание сменялось как всегда недоуменным вопросом:
— Как-как?
Этот вопрос взрослых людей бесил меня больше всего. Но злился не на них, а в такие моменты я раздражался на родителей, царствие им небесное, почему они назвали меня этим высокопарным именем. Не могли, что ли, наречь каким-нибудь именем попроще?
— Меня зовут Рафик, — мрачно бурчал в трубку, — я мальчик, — продолжал настаивать на своем, глядя в настенное зеркало. Стриженная под полубокс круглая голова, чубчик, оттопыренные уши, выщербленный в жестокой уличной драке один на один передний зуб, пионерский галстук. Ничего женского! Разве что голос?
— Что это за имя? — продолжал интересоваться любознательный аноним. Конечно, для Новосибирска это имя и могло показаться экзотичным в то время, но имя великого итальянского художника образованные люди должны были знать. К тому же на весь мир уже гремела слава испанского певца Рафаэля.
— Ра-фа-эль! — медленно по слогам, стесняясь, как можно внятнее пытался я произнести свое полное имя. Но природная картавость и недожеванная каша во рту искажали мою речь до неузнаваемости. Помощь логопеда запоздала. Чем умело пользовался Станислав, старший брат. Красуясь перед дворовыми дружками, он заставлял меня произнести слово «Рыбалка» или «Ребро». Я наивно повторял, не подозревая подлой каверзы родной кровинушки. Потом обиженно дулся, глядя на их бурное веселье и похабный смех. Подозревал какую-то скрытую гадость и безбожно ругался, озираясь, нет ли поблизости родителей, самым страшным для меня ругательством:
