Марсианские хроники | страница 7



Не раз возвращается Бредбери к мысли об удивительной и несносной способности землян разрушать, отравлять, губить все красивое и привлекательное в жизни. На этом построена вся новелла о Четвертой экспедиции, которая упоминалась выше. Многозначителен диалог Джеффа Спендера с капитаном экспедиции:

«…Мы можем сколько угодно соприкасаться с Марсом - настоящего общения никогда не будет. В конце концов это доведет нас до бешенства, и знаете, что мы сделаем с Марсом? Мы его распотрошим, снимем с него шкуру и перекроим ее по своему вкусу,- говорит Спендер.

- Мы не разрушим Марс,- сказал капитан.- Он слишком велик и великолепен.

- Вы уверены? У нас?, землян, есть дар разрушать великое и прекрасное. Если мы не открыли сосисочную в Египте, среди развалин Карнакского храма, то лишь потому, что они лежат на отшибе и там не развернешь коммерции…»

Горький разговор двух соотечественников, один из которых пытается уверить самого себя, что все должно быть хорошо и будет хорошо. Другой, Джефф Спендер, уже окончательно изверился и решает избавить Марс от угрозы «отравления» землянами: «Средний американец от всего необычного нос воротит,- говорит он.- Если нет чикагского клейма- значит никуда не годится. Подумать только… Вы ведь слышали речи в конгрессе перед нашим вылетом. Мол, если экспедиция удастся, на Марсе разместят три атомные лаборатории и склады атомных бомб. Выходит, Марсу конец - все эти чудеса погибнут…» И потом, с горькой усмешкой: «Ведь я один - один против всей этой подлой, ненасытной шайки там, на Земле».

«Один против всех…» Эта мысль высказана отнюдь не случайно. Чувством одиночества в чуждом и ненавистном мире зла пронизано далеко не одно художественное произведение современной американской литературы. В этом, с одной стороны, признание того, что окружающее общество чуждо человеческой личности, враждебно благородным и тонким устремлениям ее души, а с другой - неумение, неспособность приложить огромную потенцию своего протеста к живой борьбе за переустройство этого общества во имя Человека и его счастья. Именно в этом заложена та трагичность человеческой судьбы, о которой с такой силой сказали в последние годы и Сэлинджер, и Апдайк, и многие другие писатели Америки в еще не известных советским читателям романах и повестях.

Отсюда, из этого острого чувства одиночества, и рождаются такие патологические в своей жестокости и бессмысленности формы протеста, как физическое истребление всех по очереди пришельцев с Земли на Марс участником экспедиции Джеффом Спендером. Правда, Джефф Спендер в какой-то мере внутренне преступает порог полной отчужденности от людей, пытаясь силой аргументов склонить на свою сторону капитана Уайлдера, который, как ему кажется, может его понять. «Ну, зачем вам возвращаться на Землю вместе с ними? Чтобы тянуться за Джонсами? Чтобы купить себе точно такой вертолет, как у Смита? Чтобы слушать музыку не душой, а бумажником?» Тот и вправду прислушивается к его словам, задумывается над ними. Однако привычный ход мысли, укоренившиеся представления о долге заставляют капитана завершить уничтожение Спендера, опасного для жизни участников экспедиции, и тем самым как бы занять свое место в том самом обществе, которое чуждо стремлению сохранить прекрасное для Человека будущего. Но после всего сказанного Спендером, после слов, запавших ему глубоко в душу, он уже не может быть таким, как прежде, он уже заражен отрицанием ценностей, которым слепо поклоняются его соотечественники. И в ответ на последнюю просьбу Спендера: «Если вы победите, окажите мне услугу. Постарайтесь, насколько это в ваших силах, оттянуть растерзание этой планеты хотя бы лет на пятьдесят… Обещаете?» - капитан глухо произносит единственное: «Обещаю».