— Когда я ее погладил, она лизнула меня. Другие стояли смирно, за исключением серого. Я думаю, он хотел мне руку откусить.
— Он может, — подтвердил Ксенофонт. — Но ты сделал прекрасный выбор. Кобыла добродушна и покладиста. Ничто ее не пугает.
Военачальник положил чепрак из бараньей шкуры на спину кобылы.
— Эта штука не соскользнет, — объяснил он Пармениону, — но помни, что ее следует прижимать своими пятками, а не коленями.
На спину серому он накинул превосходную попону из леопардовой шкуры.
— В Персии, — сказал он, — многие варвары используют седла из уплотненной кожи, пристегнутые ремнями к спине лошади. Но это — для варваров, Парменион. Благородный муж использует лишь попону, а лучше — звериные шкуры.
Воздух был свеж, раннему утреннему солнцу еще недоставало той великой силы, которую оно явит всего через несколько часов. Они провели лошадей через Равнины, и дальше — к круглым холмам к северу от города. Здесь Ксенофонт сложил ладони и подсадил Пармениона в седло; потом военачальник ухватился за холку серого и взобрался ему на спину. Движение было плавным, уверенным и величественным, и Парменион поймал себя на том, что завидует манере старшего мужчины.
— Мы начнем с выгула лошадей, — сказал Ксенофонт, — позволим им привыкнуть к нашему весу.
Он двинулся вперед, обхватив длинную шею своего скакуна.
— Ты очень заботишься о них, — сказал Парменион. — Холишь их, как друзей.
— Они и есть друзья. Существует много глупцов, которые верят, что кнут подчиняет лошадь и заставляет ее повиноваться. Они подчинят ее — вне сомнений. Но лошадь без настроения — безжалостное чудовище. Ответь мне, стратег, — на кого бы ты положился в сражении: на человека, который любит тебя, или на того, которого ты бил и истязал?
— Ответ очевиден, господин. Я бы предпочел рядом с собой друга.
— Вот именно. Почему же это должно быть иначе в случае с лошадью, или собакой?
Они скакали по холмам, пока не выехали на ровную возвышенность, покрытую сухой травой.
— Дай им волю, — сказал Ксенофонт, шлепнув по крупу жеребца. Животное пустилось в бег, кобыла поскакала следом. Парменион обхватил коленями бока лошади и подался вперед. Рокот ветра наполнил его уши, и азарт наездника захватил его. Он почувствовал себя живым, истинно, несказанно живым!
Через несколько минут Ксенофонт направил коня вправо, нацелившись на кипарис, росший на востоке. Там он перевел скакуна на шаг, и Парменион остановился рядом. Афинянин соскользнул на землю и улыбнулся Пармениону:
