Иван хохотал. Он сотрясался от хохота.
— Вы считаете слишком? — заплетающимся голосом спросила женщина. — А я думаю нет.
Она попыталась достать сигарету из пачки, валявшейся на кровати, но руки ее не слушались. Сигареты выпали из руки, она откинулась на подушку и, шумно вздохнув, подложила руку под голову и уснула.
И даже в машине Иван продолжал смеяться. Дима сидел молча. Он был угрюм.
— Зря ты ее не трахнул, — сказал Иван, — сама же просила.
Дима молчал.
— И вообще… Дима, неужели ты не понял, кем мы стали? Мы же преступники. Не знаю, понял ли это наш доблестный комбат, а я вполне осознал. И главное, меня это устраивает. И жалеть нам никого нельзя. Нас с тобой никто не пожалеет.
Дима молчал. Он был потрясен происшедшим.
— Держись, капитан, — ласково положил ему тяжелую руку на плечо Иван, — держись. Обратного хода нету. Только вперед. Мы еще покажем, что такое русские парни из спецназа! Меньше лирики. Ваше слово, товарищ маузер! Хотя собаку мне жалко. Храбрый был зверь.
* * *
А в недалекой Москве после разговора с полковником Тимофеевым всю ночь не спал Старков. Гнетущая тоска обрушилась на него. Он понял, что именно сейчас должен сделать выбор — продолжать работать под командой Гавриила Федоровича или уйти в сторону.
До двух часов ночи Старков пробовал заснуть и не мог. Он встал, прошелся по чужой квартире. Всюду были чужие вещи, в комнатах витали чужие запахи.
«Кто я? Зачем я здесь? Кому я нужен?»
Эти вопросы приходят в голову многим людям в нелучшие дни их жизни.
Старков сел к окну и закурил. За окном была темнота, но в доме напротив светилось несколько окон. Что за этими окнами? Тоже тревога? Страх и неуверенность в себе? Или, наоборот, безудержное веселье?
В шесть часов утра он набрал с трудом найденный в записной книжке телефон, который оставила ему Оля. Только благодаря присущей ему привычке к дисциплине, годами вырабатываемой офицером, он смог сосредоточиться и вспомнить, в какую именно книжку и на какой странице он записал ее телефон.
— Да! — ответил хриплый со сна женский голос, явно не принадлежавший Оле.
Он хотел было извиниться и положить трубку, но все-таки запинающимся голосом попросил позвать Олю.
— Олю! — голос на том конце связи вздрогнул. — Одну минуту. Вы только подождите, пожалуйста.
— Я слушаю, — раздался через минуту задыхающийся, но уже знакомый голос.
— Это я… Стас.
— Где ты? — приглушенно спросила женщина, но в голосе ее было столько тепла, что у Старкова перехватило дыхание. Он назвал адрес.
