— А еще что сообщают?
— Пишут, что хотят Шарика еще испытать. Ценность уж очень большая. Да и здесь его надо лучше приучать не бежать прямо к Носову, а вон в той лощинке ждать. Вчера я вышел рано-рано с удочками. Чуть светало. Удочки закинул, в лощинку спустился, а он там под корягой лежит. Я сахару ему дал, записку отвязал. Он смотрит, точно не понимает. Пока я не сказал «пошел», — не встал с места.
— Эх, собака, такой во всем свете не найдешь.
— Не собака, а золото, — оборвал юноша и дернул одну из удочек.
— Ну, конечно, золото. Степа, сколько уж перетаскала-то? — спросила Таня.
— Да за два года больше пятидесяти килограмм. Вот третий год начинаем. Там в Европах бы рассказать, небось не поверили бы.
Таня усмехнулась.
— Ну ладно, подождем еще. Когда снова отправляете?
— Только через три дня.
— До свидания, Степа, темнеет, надо домой.
Когда она поднималась на последний холм, то стало уже совсем темно. Она уверенно шла по знакомой тропинке, когда навстречу из-за дерева выросла высокая фигура.
— Кто идет?
— Человек, — спокойно ответила Таня.
— Знаю, что человек, а какой человек-то?
Таня разглядела детину, требовавшего от нее сахара.
— А, заграничная барышня. Идем, идем, разлюбезная моя. Вот и попалась.
Он схватил Таню за руку. Она вырвалась и отскочила в сторону. Он бросился за ней и быстро схватил ее опять.
— Руки прочь, — раздельно произнесла она.
Слова были так властны, что он было отпустил ее. Но потом опять схватил и как перышко поднял наверх.
— Чего там прочь? Что захочу, то и сделаю. Тоже штучка.
Он ждал, когда она начнет биться. Так привык к этому и это ему доставляло особое наслаждение. Но Таня была совершению невозмутима и ее полное спокойствие сковывало его движения.
— Оставьте меня сейчас же, — опять произнесла она медленно и холодно.
— Не оставлю…
— Нет, оставишь, — раздался сзади голос Воронова и он так тряхнул нападавшего, что тот отлетел в сторону.
— Ну и влетит же тебе шомполами. Идем, сукин сын, в управление, — сказал Воронов, взяв его за шиворот.
— Оставьте его, он больше не будет, — заступилась Таня. — Иди и другой раз по ночам в лесу к женщинам не приставай, — добавила она.
— Зачем отпускать, Татьяна Николаевна, надо проучить.
— Ну его, пусть идет. Он больше не будет. Правда, не будешь?
— Простите, барышня, сам не знал, что делал, — отвечал он, дрожа всем телом.
— Спасибо, Воронов, что меня выручили. Мне противно было до него дотрагиваться, — сказала Таня, отходя со своим телохранителем от места нападения.
