— Нет, нет, голубчик, милый, я останусь ждать, — говорит она чуть встревоженно. — А ты иди, иди… Только скорей возвращайся. Хорошо?
Я сбегаю по лестнице, не дожидаясь вечно занятого собою лифта. И уже на улице не спеша иду вдоль окон. Они сейчас увлечены. Каждое вглядывается в свой фрагментик заката. Тот красуется перед ними ясными пастельными тонами.
Дом не обращает на меня внимание. Весь, вытягиваясь и привставая на цыпочки, он тянется вслед уходящему солнцу. Ведь до следующего заката стоять окнам темными, пасмурными.
Дойдя до угла, поворачиваю обратно и возвращаюсь к нашему подъезду под неумолчное и въедливое ворчание старушки с первого этажа. Она, резонно, с ее точки зрения, высказывает возмущение. По поводу того, что заглядыванием в чужие окна я смущаю ее покой. Тот самый, которого она ждала всю жизнь. Я вспоминаю: мне пора, пора…
— Миленький, где же ты так долго был? Ты же знаешь, как одной ждать…
Я понимаю ее тревогу. Одному ждать действительно невыносимо. Независимо от того, что ждешь. И мы стараемся не оставлять друг друга наедине со временем.
Я сажусь рядом, беру ее ладони в свои и начинаю ей рассказывать мой сон:
— Смешно… Мне приснилось, что кто-то позвал меня. Я встал и… пошел. А проснулся посреди комнаты!
Мой рассказ ее не успокоил.
— А… а я? Где была я? Почему тебя одного позвали?
— Нет, и тебя звали. Но ты крепко спала. И это хорошо. Во сне не так утомительно ждать.
Она соглашается. Но тут же спрашивает:
— Ты бы так и ушел один?
— Нет, конечно, что ты. Я же сказал… Я проснулся. Чтобы вернуться за тобой.
— А потом? — требует она. — Что было потом?
— Потом?… Ну… Я посмеялся и лег.
— А голос? Какой был голос?
— Очень простой, хороший. Словно друг на улице окликнул.
— Хм… Друг… Друзья…
Она смотрит с подозрением. Глаза покрываются влагой.
— Тебе нельзя волноваться, — напоминаю я. — И вообще — это все сумерки. Вот подожди, я включу свет.
Я дергаю шнурочек раз-другой. Лишь с третьей попытки мне удается вызвонить свет.
Она тут же говорит?
— Так я и знала… Какая гадость… возмутительно…
И с негодованием смотрит на градусник.
— Ну, перестань. Просто к вечеру стало прохладнее. Так всегда бывает.
— Нет, — настаивает она. — Не всегда. Он чувствует мое приближение. И как только видит меня, сразу опускает свой столбик на градус. Вот стоит мне сейчас выйти, он тут же поднимется. Сейчас увидишь…
— Ради Бога, сиди. Ведь если ты выйдешь, мы оба окажемся в одиночестве.
Действует. Замирает.
На свет тем временем летит всевозможная насекомая живность. потолкавшись в хороводе вокруг лампочки, рассаживаются по любимым местам и тоже начинают ждать.
