Тот молчал, бросая исподлобья на своих врагов полные ненависти взгляды.
— Кажется, теперь пришел мой черед посмеяться, — продолжал между тем знаменитый сыщик. — Так не будем уж больше прятаться друг от друга! Помни, что чистосердечное признание только облегчит твою участь. Говори, куда ты дел голову убитого Пустохвалова?
По лицу Ивашки пробежала легкая судорога. Но через секунду он овладел собой.
— Я почем знаю? Разве я убивал кого? — произнес он угрюмо.
— Ну, полно! А зачем же у тебя потайные ходы за образами?
— Известно зачем: от воров! — ответил негодяй.
— Может быть, ты и меня за вора принял? — усмехнулся Фрейберг.
— Конечно. Кто же, кроме разбойников, поступает так?
— Вот оно что? Ну, так позволь тебе передать поклон от Федьки-певца или, как его величают, Федора Ивановича Шлейхерова[10].
Ивашка вздрогнул всем телом, словно затравленный зверь, и трусливо произнес:
— А что мне ваш Федька?! И не знаю я никакого Федьки.
— Ну, так мы вас познакомим! — произнес сыщик. — Кстати, он говорит, что это ты надумал убить Пустохвалова и его подбил на это…
Ивашка побледнел:
— А, так он так! Ну нет, погоди! Надумал-то он, а меня позвал. Деньги-то мы, небось, пополам делили!
— Где же голова Пустохвалова? — перебил сыщик.
— Голова? Голову сам Шлейхеров за образом в подземелье зарыл.
— А он говорил, что ты и рубил, ты и голову прятал, — подразнил Фрейберг.
Преступник яростно затряс цепями.
— Собака! — прохрипел он. — Да нешто Пустохвалов пошел бы куда-нибудь на мой зов? Он его у банка поджидал. Как Пустохвалов вышел, он к нему: так и так, мол, мне надо открыть вам сию минуту тайну вашей жены. Тот поддался и поехал с ним в заранее снятый номер. Там уж и корзина, и топоры, и соль были приготовлены, а я под кроватью лежал. Когда они входили, их никто не видал.
— Но ведь ты хватил его первый? — наудачу ввернул Фрейберг.
Разбойник поднял глаза.
— Уже знаешь! Ну да, первый. Он и не пикнул. Ради этого заранее во весь пол хорошую клеенку постелили, чтобы следов не было. Потом мы его разрезали, в корзину, да на почтовых и ехали до Вязьмы. На железке в багажном корзину могли перевернуть, и кровь бы потекла.
— Что же вы не бросили корзину по дороге?
— Нельзя. Ямщиков боялись, а если бы я ее к себе в землянку понес, нас кто-нибудь мог бы заметить.
Ивашка прекратил рассказ и разразился потоком ругани против своего, как он думал, предателя.
— Уведите этого мерзавца, — проговорил Фрейберг. — Он мне больше не нужен.
