Было бы гораздо лучше, если бы сейчас на дворе стояла зима, а не лето. Слабый свет свечей, полутемные уголки гостиной, ранние сумерки — проще устраивать маскарад. А летом здесь даже ночами светло как днем. Но, подумала Лиза, сцепив руки на коленях, если они затеяли благое дело, Господь поможет им во всем. Не важно, какое время года на дворе. Всякий день — Божий.
Она пыталась представить себе, как все выйдет. Но почувствовала, что лицо ее заливается румянцем, и отказалась от видений. Потому что в голову лезло только одно — главное… Самое отчаянное.
Нет…
Да…
Потому что без этого их с Марией затея невозможна.
Лиза заставила уняться сердце и подумать о другом. О том, как сейчас ее горничная Наталья выполняет данные ей указания в городе Вятке — она велела ей купить побольше разных журналов и книг, а также сурового полотна, из которого они с Марией велят сшить им простые русские сарафаны. Наталья наверняка не откажет себе в удовольствии пройтись по всей ярмарке, все рассмотреть и все пощупать. Ох и не повезет какой-нибудь торговке-француженке, если та подвернется Наталье под руку. А они наверняка уже и до Вятки добрались, по всей России рассеялись со своим товаром. Если она примется уверять, что преужасные шляпы с перьями, с лентами и цветами — это последний парижский шик, да если попросит за это старье втридорога, то Наталья способна и в волосы вцепиться.
Лиза тихонько засмеялась. Наталья горячая девушка. Она и в Париже не робела. А уж в Вятке и подавно.
На миг Лиза почувствовала беспокойство — да нет, остановила она себя. Ничего не случится с Натальей, ведь она обязана привезти вовремя в целости и сохранности сундук с вещами, который при ней. Вообще-то, если сказать по правде, свои поручения для Натальи она придумала нарочно, чтобы насладиться поездкой в одиночестве. Это ничуть не опасно, поскольку экипаж в Вятку прислал Федор.
Горничная, хорошо зная свою хозяйку, не смела перечить. Потому осталась в почтовой карете с вещами, а Лиза налегке катила одна. За долгий путь она хотела продумать каждую мелочь.
Она не упустила ничего, даже светлые ободки на пальцах от колец, которые она носила в Париже. Нельзя сказать, что на солнце ее кожа потемнела, но тем не менее придется заставить Марию украшать пальцы кольцами, чтобы ни единая мелочь не выдала их. У них много одинаковых колец осталось с ранней юности. Особенно они обе любили изумруды, которые очень шли к рыжим волосам и белому, как мука, лицу.
