Теперь Лиза стала ощущать неровности дороги, она услышала и топот лошадиных копыт, словно внезапно ее слух обострился. Она вся подобралась, как кошка, готовая к прыжку.
Не упустить ни единой детали, думала она. Ни единой. Стать Марией. Учесть все до мелочей. Чтобы сделать Марию собой.
Сердце отозвалось рысистым бегом.
Одно дело — маскарад для посторонних. Другое — поменяться так, чтобы не узнал даже муж.
Она вспомнила наставление тетушки, отцовской сестры, которая растила их с Марией после смерти матери, а стало быть, со дня рождения. «Большинство людей даже себя видит в отраженном свете, через других. Как они оценивают их, так и они себя. Понимаете? Вы не такие, но это надо знать…»
Этим можно воспользоваться теперь, подумала Мария. Если все вокруг станут их путать, если учесть, что сейчас Федор собирается в дальний путь и надолго, то им будет проще устроить свою мистификацию.
Конечно, сейчас заменить друг друга не так легко, как это было прежде. Они с Марией довольно долго жили разной жизнью, каждая своей. Жизнь заставила проявить разные качества натуры, хотя натуры общей, но качества необходимы разные в разное время. Те, которые понадобились и ей, и сестре. Ей, к примеру, придется усмирить свой нрав, который вырвался из-под ее власти с того момента, как она вышла замуж за Жискара. Кто бы мог подумать, что она способна на то, что сделала? Разговоры о той дуэли дошли даже до России…
Но сейчас незачем об этом думать. Жискара не вернешь. Его больше нет. Она вдова, которая унаследовала часть его виноградников в Бургундии. Хорошо, что ей не нужно думать ни об урожае винограда, ни о том, какого разбора будет вино из этого винограда, — все налажено, причем давно. Сама она может жить так, как ей хочется, и думать только о том, о чем хочется, и соответственно поступать так, как заблагорассудится.
Лиза так и сделала. Она побыла в Москве, простилась с отцом, как всегда занятым своими науками. Университет для него стал родным домом, а занятия взрослых дочерей его волновали только в одном: никакой праздности ни ума, ни тела.
— Праздность убивает, — всегда наставлял он дочерей. — Совершать поступки необходимо, не важно какие.
— Не хочешь ли ты сказать, папа, — сводили брови дочери, — что даже и дурные?
— Для благородных людей — да, — искренне отвечал он. — Своих дочерей я считаю благородными, воспитанными и образованными. Мои дочери не из нынешнего мира. Они опередили время, и я хочу, чтобы они этого не смущались. — Он, улыбаясь, переводил взгляд с одной на другую. — Другое дело, что ваши поступки будут оценивать разные люди. Для кого-то они хороши, для кого-то плохи. — При этих словах отец сводил седые брови вместе, они топорщились, как усы таракана-альбиноса. Они знали, что заставляет его говорить так. — Возьмите нашего знаменитого предка. Он написал «Русскую историю», он был лично известен самому Петру Первому, он был ранен на его глазах в Полтавской битве. Он — тайный советник и генерал-поручик, он участвовал в Киргиз-Кайсацкой экспедиции, строил охранные крепости. Все это делалось ради удобства для России торговать со странами Ближнего и Среднего Востока. Но разве эти благие поступки спасли его от опалы? Зависть к его успехам, уму, опасение за собственное благополучие сделали свое дело.
