— Ты мне уже говорил, — фыркнула Севастьяна.
— Еще сто раз скажу. Нет, тысячу.
Она замерла при этих словах.
— Так ты не… на раз меня зовешь в лесок?
— А ты разве пошла бы на раз? — Он хихикнул и снова пощекотал ей бородой шею, только теперь уже возле самого ее основания. Ворот кофты раскрылся, кончик бороды нырнул глубже. От прикосновения к нежной коже на груди Севастьяне стало щекотно. Она засмеялась и опустила подбородок. И тут же его губы крепко впились в ее рот. — Говори, пошла бы на раз? — Он оторвался от нее и произнес свои слова на выдохе.
— Не пошла бы. Даже с тобой, Степан.
— То-то и оно, а еще вопросы задаешь. Я верно говорю, не похожа ты на других баб.
— Будто сам похож на других мужиков, — хриплым голосом проговорила Севастьяна.
— Я такой, какой тебе подходит.
— Тогда почему же мы с тобой раньше не встретились? — Она тяжело дышала, а он обнял ее, увлекая на землю.
— Потому что раньше мы такими не были.
— Не были? — прошептала она следом простые слова, пытаясь обнаружить в них иной смысл. Желания собственного тела вытеснили из головы все мысли, а слова слетали с губ просто потому, что они к ним прилипли раньше.
Федор горячей рукой обвил тонкую талию Севастьяны, а другая рука нырнула под кофту и уже мяла ее грудь.
— А может, туман похож на ад, — пробормотала она, сама не зная почему.
— Отчего ж не на рай? — отозвался Федор, лаская губами мочку ее уха. Она вздрогнула от удовольствия, пронзившего ее тело словно иглой.
— Потому что в раю свет и солнце. А в аду из котлов пар идет. Как сейчас, там все в тумане.
Степан засмеялся, отнимая губы от ее уха.
— Сейчас разгоним туман, — пообещал он ей. — Ты увидишь солнце. Да такое и столько его, что глазам больно станет…
Севастьяна хрипло рассмеялась, вспоминая ту ночь. Горло перехватило, как тогда.
Да, не обманул Федор. И тогда, в их первую грешную встречу, и потом, во все последующие, она явственно видела раскаленное солнце. Такого солнца не увидишь даже в раю. Она в том не сомневалась ни единого мига.
Внезапно при мысли о солнце и Степане она уловила то, что от нее ускользало так долго.
Павел. Брат Федора. Самый младший, поскребыш, как говорят. Любимый сын Степана Финогенова.
Она вздохнула, плотнее прижала крышку к шкатулке. Потом достала из кармана связку маленьких ключей и вставила один в узкую прорезь. Повернула три раза. Вот так-то надежнее, решила Севастьяна.
Да, любимый сын Степана Финогенова вовсе не Федор. Федор — сын уважаемый, А любимый — Павел. И, как бывает, ради любимого, в угоду ему родитель готов обделить других детей. Но при этом он всегда найдет объяснение — почему. А если есть объяснение, да не простое, а премудрое, то это значит одно: были муки перед тем, как додуматься до того, до чего додумался. До несправедливого.
