Мы живые | страница 61
Кире нравился звук шагов рядом с ней – уверенный, неторопливый и звук голоса, который соответствовал шагам. Он служил в Красной армии. Она хмурилась, когда он говорил о своих сражениях, но с восхищением улыбалась, глядя на его шрам на лбу.
Он иронично улыбался над историей о потере фабрик Аргунова, но хмурился, с беспокойством глядя на старые башмаки Киры. Его слова боролись с ее словами, но его глаза искали в ее глазах поддержки.
Она говорила «нет» словам, которые он произносил, и «да» голосу, который произносил их.
Они остановились у афиши Государственных академических театров, трех театров, которые раньше, до революции, назывались Императорскими.
– «Риголетто», – печально сказала она. – Вы любите оперу, товарищ Таганов?
– Еще ни одной не слушал.
Она пошла дальше. Он сказал:
– Но я получаю кучу билетов от партячейки, и у меня никогда не было времени сходить. А вы часто ходите в театр?
– Не часто. Последний раз шесть лет назад. Будучи буржуйкой, я не могу позволить себе билет.
– Если я попрошу вас, вы пойдете со мной?
– Попробуйте.
– Пойдете ли вы со мной в оперу, товарищ Аргунова?
Ее брови лукаво затанцевали. Она сказала:
– Разве у вашей партячейки в институте нет секретного отдела с информацией на всех студентов?
Он в замешательстве слегка нахмурился:
– А что?
– Вы могли бы узнать там, что меня зовут Кира.
Он улыбнулся. Улыбка вышла неожиданно теплой на твердых, серьезных губах:
– Но это не дало бы вам возможности узнать, что меня зовут Андрей.
– Я буду рада принять твое приглашение, Андрей.
– Спасибо, Кира.
На Мойке у двери здания из красного кирпича она протянула ему руку.
– Можешь ли ты нарушить партийную дисциплину и пожать контрреволюционную руку? – спросила она.
Он твердо взял ее руку.
– Партийную дисциплину нарушать нельзя, – ответил он, – но на нее можно взглянуть пошире, ох как можно!
Они молчали, удивленные, понимающие друг друга. Глаза каждого смотрели в другие глаза дольше, чем держались руки. Затем он зашагал прочь легкими, четкими шагами солдата.
Смеясь, с взъерошенными волосами, она взбежала на четыре пролета лестницы, держа в руке старый портфель.
Глава VII
Александр Дмитриевич держал свои сбережения зашитыми в нижнюю рубашку. У него выработалась привычка время от времени подносить руку к сердцу, словно у него были боли в груди; он ощупывал сверток банкнот; ему нравилось ощущать что-то надежное кончиками пальцев. Когда ему были нужны деньги, он разрезал крепкий шов белой нитки, вздыхая по мере того, как груз становился легче. Шестнадцатого декабря он разрезал шов в последний раз.