Птицы белые и черные | страница 9
Робка молчал, расстилая на кожаном старом диване простыню и одеяло. Спиной он чувствовал требовательный взгляд матери.
— Ты думаешь, для чего я живу? Чтоб тебя на ноги поставить… чтоб вы людьми стали, а не какими-то отбросами… В общем, решай сам: не хочешь учиться — иди работать…
— Сказал же, директор не пускает, — пробурчал Робка.
— Учитель сегодня приходил, спрашивал, почему ты в школу не ходишь. А я и хлопаю глазами, как дура… Говорил, память у тебя хорошая…
Робка разделся, юркнул под одеяло, вытянулся и закрыл глаза. Стало тихо, снова застрекотала машинка.
— Мама, а за что отца посадили? — после паузы спросил Робка. — Он что, воевал плохо?
Стрекот прекратился. Мать обернулась к сыну, лежавшему с закрытыми глазами, проговорила:
— Я уже тебе говорила: в плену был…
— Другие тоже в плену были… Вон дядя Толя из сороковой квартиры…
Мать не ответила; отвернувшись обратно к машинке, стала возиться с рубахой. Потом сказала, глядя в пустоту:
— Кому какой следователь попался… Кому повезло, а кому…
Костина мама была молодая, красивая, в каком-то жутковато-роскошном халате небесно-голубого цвета, пышная прическа — с шестимесячной завивкой, холеные руки с огненно-красными лаковыми ногтями. И прихожая была царственная: громадное зеркало в тяжелой, красного дерева, раме, какие-то диковинные китайские вазы с изображениями пузатых полуголых людей с тощими бородками, и узкоглазых красивых женщин, и деревьев в горах, и причудливых птиц… и холодно поблескивал навощенный паркет в убегающем в глубь квартиры коридоре.
— Здравствуйте, мальчики. — Голос у Костиной мамы был глубокий и бархатный. — Как вас зовут?
— Богдан… — сказал Володя, прикрывая сумкой заплатки на коленях.
— Роба… — сказал Робка.
— Что это за имя — Роба? — удивилась мать. — Роба — это, кажется, матросская одежда?
— Имя такое… Роба… Роберт…
— Ах, Роберт, — милостиво улыбнулась Костина мама. — Совсем другое дело. Ну что ж, Костик, угощай друзей чаем.
В квартире, огромной и светлой, были и гостиная, и кабинет Костиного отца, и спальня, и отдельная для Кости комната, и просторная белая кухня. Посреди гостиной — большой круглый стол под белой скатертью, на котором красовались синие чашки и большой, с синими цветами, фарфоровый чайник.
Все это выглядело торжественно. Еще стояла хрустальная ваза, полная конфет в разноцветных обертках, и большой пышный белый торт посередине, уже нарезанный на куски.
В молчании расселись за столом. Богдан боялся положить руки на белоснежную скатерть и держал их под столом. Костина мама разлила чай по чашкам, положила каждому на тарелку по куску торта.