— Где?
— Ну, в Москве?
— Видел… — Потепалов внимательно посмотрел на Виктора и тут же отвернулся.
А Виктор опять спросил, глядя в иллюминатор:
— Мой бой с Лыжниковым видел?
— Ну?
— Я правильно работал? — спросил Виктор и замер, ожидая ответа.
Потепалов молчал, вдруг повернулся к сидевшему сзади «мухе» Каштанову.
— Вадим, это Рыбинское водохранилище?
— Вроде бы, — ответил Каштанов. — Подлетаем…
— Я правильно работал? — упрямо повторил свой вопрос Виктор.
— Ладно, Витюша, чего старое вспоминать, — вздохнул Потепалов. — Чемпионат ты выиграл. Значит, доказал… Победителей не судят…
— Я правильно работал или нет, можешь ты ответить?! — повысив голос, в третий раз спросил Виктор. Лицо стало злым.
— Нечестно работал, — после долгого молчания ответил Потепалов.
— Что значит — нечестно?
— Нечестно — это и значит нечестно. — В голосе Потепалова вновь промелькнула отчужденность.
— Ты считаешь, что Лыжников был более меня достоин выступать на чемпионате?
— Я так не считаю. Я считаю, что в бою с Лыжниковым ты работал нечестно. — И Потепалов отвернулся к иллюминатору, считая разговор законченным.
…Федор Иваныч проснулся от долгих, настойчивых телефонных звонков. Он чертыхнулся, долго не мог попасть ногами в тапочки, наконец нашел, зашаркал по комнате к коридору.
— Да, слушаю! Кого? Нету ее. Я говорю, нету дома, она в ночную смену работает. А кто спрашивает?
Но на другом конце провода отвечать не пожелали и повесили трубку. Федор Иваныч послушал длинные гудки, еще раз чертыхнулся.
…Всю ночь Степан Егорыч просидел на лавочке у пруда. Рядом лежала охапка роз. В неподвижной воде отражались звезды и заводские фонари. Завод был как раз напротив, через пруд. Невысокая ограда, за ней виднелся приземистый, ярко освещенный корпус. Неумолчно грохотали машины, и этот грохот доносился до Степана Егорыча. Изредка слышались тонкие и протяжные паровозные гудки.
Степан Егорыч курил папиросу за папиросой.
Потом задремал, уронив на грудь голову. Тяжелые руки с набухшими венами покоились на коленях.
Проснулся он оттого, что кто-то засмеялся, проходя мимо. С трудом разлепил глаза и снова зажмурился. Взошедшее солнце слепило. Смена кончилась, и народ валил через проходную.
— Кому цветочки приготовил, дядя? — весело спросил парень в плаще-болонье.
Степан Егорыч протер глаза, поднялся. Он взял свою охапку цветов и пошел было к проходной. Но остановился. Он чувствовал, замечал, что на него все смотрят, усмехаются, отпускают шуточки.
