В самолет он поднялся чуть ли не последним. Черноволосая стюардесса провела его в центральный салон, огляделась. Все места были заняты, кроме одного, рядом с Потепаловым.
— От судьбы не уйдешь, — усмехнулся Виктор и плюхнулся в кресло.
Потепалов пыхтел, то и дело вытирал мокрую, багровую шею платком. В другой руке он держал какую-то книжку.
— Детектив? — спросил Виктор, самим вопросом давая понять, что не хочет ссориться с ним и даже вроде бы просит у него прощения.
— Нет, — ответил Потепалов.
Затрещал микрофон, и голос стюардессы, окрашенный металлом, сообщил, какой рейс будет выполнять самолет, сколько времени он будет находиться в полете и фамилию командира корабля.
— Николай Иваныч, у тебя родственников много в Москве? — Виктор снял пиджак, забросил его на сетку, посмотрел в иллюминатор.
— Жена, две дочки и бабка…
— Бабка? — удивился Виктор. — Сколько ж ей лет?
— Девяносто.
— Ого! А мать и отец где?
— Погибли на войне… Что это тебя любопытство разбирает? — холодно спросил Потепалов.
— Уж и спросить нельзя. — Виктор отвернулся, стал смотреть в другую сторону.
Почти рядом с ним, чуть впереди, сидела величественная старуха с высокой, сиреневого цвета, прической. Виктор видел ее профиль и длинные, худые руки. На костлявых пальцах сверкали кольца, алчно вспыхивали бриллианты. Колец было очень много, по нескольку штук на каждом пальце. Руки перелистывали журнал. Моды. К старухе подошла стюардесса, почтительно наклонилась, что-то громко произнесла по-английски.
— А у тебя? — вдруг услышал он голос Потепалова.
— Что — у меня? — не понял Виктор.
— Родители?
— Мать и отчим… бабка тоже была, померла четыре года назад…
— А отец?
— Погиб… Мать бригадиром на сахарном заводе работает… Отчим прорабом на стройке…
— Ты вот что… — Потепалов помедлил. — Мой тебе совет… Возвращайся к Герману Павловичу.
— Это еще зачем? — ерепенисто спросил Виктор.
— Ну… мой тебе совет…
— Пусть детишек воспитывает… — жестко ответил Виктор и нахмурился. — Да и не возьмет он меня обратно…
От тягучего гула заложило в ушах. Самолет задрожал на взлетной дорожке, побежал, набирая скорость.
…Поезд пришел в Москву под вечер. Степан Егорыч выбрался из вагона, буркнул на прощание проводнице: «До свидания» — и двинулся по перрону к выходу в город. Молчаливые прохожие торопливо обгоняли его, задевали локтями, толкали. Степан Егорыч оглядывался по сторонам.
Площадь перед вокзалом была запружена людьми. Стадо машин скопилось в центре. У стоянок такси тянулись очереди с чемоданами, узлами, корзинами. Зажглись фонари, и опять стало светло, только свет был какой-то желтоватый, призрачный.
