Птицы белые и черные | страница 64



Молча и, казалось, равнодушно наблюдали за поединком авторитетные члены комиссии.

Бывает так, что бой не получился с самого начала. Не пришло то головокружительное вдохновение, когда самые рискованные удары достигают цели, когда внутри все замирает от уверенного ощущения близкой победы.

Бой у Виктора не получился. Он сидел в своем углу, мокрый, загнанный, и тупо смотрел в пол и равнодушно слушал спокойный, даже ласковый голос Германа Павловича:

— Бывает… Соберись, Витек, еще не все потеряно. Он справа в корпус пропускает, заметил? Попробуй. Крюком справа и сразу — левой. Не забывай про левую…

— Проиграл я, Герман Павлович. — Виктор поднял на тренера мокрое, измученное лицо.

— Выбросить полотенце? — нахмурился тренер.

— Нет… я попробую..

Но и в третьем раунде у него ничего не получалось. Ух, каким настырным типом оказался этот Лыжников! И снова внимание Виктора привлекла сорванная бровь ленинградца.

«У ленинградца бровь не в порядке, так что аккуратнее работай, не зацепи», — явственно услышал он голос Германа Павловича.

Он был старый, этот Лыжников. Лет на шесть старше Виктора, его спортивная карьера катилась к закату. У него было совсем взрослое лицо. Взрослое и жестокое. Он собьет Виктора с дороги на европейский чемпионат.

Виктор пропустил удар и упал. Правда, тут же вскочил, но рефери вел счет до пяти. Нокдаун засчитан! Все потеряно!

«У ленинградца бровь не в порядке, аккуратней работай, не зацепи», — вновь явственно прозвучал в ушах голос Германа Павловича.

Вот она, эта бровь! Вот она! Виктор чуть выманил на себя правую перчатку ленинградца, охранявшую бровь, скользнул в сторону, и его кулак въехал в глаз противника. Удар был сильным. Лыжников пошатнулся, но мгновенно пришел в себя. Удар, который он пропустил, казалось, ничего изменить не мог. Немногочисленные зрители в зале зашумели, послышались крики. Кто-то советовал Виктору, другие — ленинградцу. Прошла секунда, и из брови ленинградца закапала кровь, потом потекла тихой, ленивой струйкой. А до конца боя оставалось еще почти две минуты. И рефери остановил бой. Он поднял руку Виктора Крохина. Зал возмущенно загудел. О чем-то переговаривались между собой авторитетные члены комиссии.

В раздевалке Виктор долго сидел не двигаясь, молча смотрел, как Герман Павлович надел плащ, искал свою шляпу.

— Бокс, Виктор, — это спорт… — говорил он негромко и все оглядывался по сторонам, открыл шкафчик. — Благородный спорт… Ну, что ж, ты своего добился… Тренерский совет, наверное, утвердит твою кандидатуру… Поздравляю…