Птицы белые и черные | страница 41
Долговязый верзила Томилин стоял у доски и, грустно вздыхая, рассматривал крашеные доски пола.
Вениамин Петрович раскачивал на ремешке свои огромные карманные часы и ждал. С передней парты пытались подсказывать:
— Князь Курбский бежал в Литву…
Вениамин Петрович пока терпел.
— Ну, Томилин, не томи нас… — Он повернулся к незадачливому ученику. Тот еще глубже вобрал голову в плечи. — Ты сколько раз задание читал?
— Два раза! — оживился Томилин. — Честное слово!
— Ну, значит, двоечку и поставим.
— Вениамин Петрович… — заныл верзила Томилин.
— Сорок лет Вениамин Петрович…
В это время в воздухе просвистела металлическая пулька и с сухим треском ударила в доску.
— Поляков, выйди из класса, — не отрывая головы от журнала, сказал учитель.
— За что? — возмущенно спросил Поляков.
— За дверь.
— Почему?
— По полу… — с олимпийским спокойствием отвечал учитель.
Поляков вызывающе хлопнул крышкой парты и пошел из класса.
— Солодовников, давай-ка ты, бездельник. — Вениамин Петрович смотрел на Солодовникова с непонятной веселой усмешечкой.
Солодовников вышел к столу и принялся бойко тараторить про князя Курбского и грозного царя Ивана Васильевича.
А Вениамин Петрович окинул взглядом класс и сообщил:
— Сейчас Морозову станет жарко, а Краснову — холодно… А Колесов выкатится из класса колесом, вслед за Поляковым…
И еще Вениамин Петрович давно заметил, что сидящий на задней парте ученик, худенький и белобрысый, что-то рассматривает, положив это что-то на колени под партой.
Наконец терпение у историка кончилось, и он поднялся из-за стола, медленно пошел по классу. Он смотрел совсем в другую сторону, а сам тем временем приближался к ничего не подозревающему худенькому, белобрысому ученику.
И вот над самым ухом незадачливого ученика загремел голос Вениамина Петровича:
— Продолжай, разгильдяй!
Ученик вздрогнул, с колен у него посыпались фотографии. Он нагнулся было их поднимать, но учитель опередил, быстро подобрал упавшие веером фотографии.
— Как фамилия?
Ученик едва слышно ответил. Он испугался, и лицо было бледным.
— Не слышу! — загремел Вениамин Петрович.
— Крохин Виктор…
— Ты откуда в моем классе взялся?
— Меня из триста восьмой школы перевели…
— Ну, так продолжай!
Солодовников, стоявший у стола, молчал. Откуда-то сбоку зашипели:
— Грозный поехал в Александровскую слободу…
Но Крохин, казалось, не слышал подсказки. Его занимали фотографиями.
— Отдайте, — попросил он.
— Двоечка! — рявкнул Вениамин Петрович, и шрам на лбу побагровел. — Поздравляю!