Птицы белые и черные | страница 41



Долговязый верзила Томилин стоял у доски и, грустно вздыхая, рассматривал крашеные доски пола.

Вениамин Петрович раскачивал на ремешке свои огромные карманные часы и ждал. С передней парты пытались подсказывать:

— Князь Курбский бежал в Литву…

Вениамин Петрович пока терпел.

— Ну, Томилин, не томи нас… — Он повернулся к незадачливому ученику. Тот еще глубже вобрал голову в плечи. — Ты сколько раз задание читал?

— Два раза! — оживился Томилин. — Честное слово!

— Ну, значит, двоечку и поставим.

— Вениамин Петрович… — заныл верзила Томилин.

— Сорок лет Вениамин Петрович…

В это время в воздухе просвистела металлическая пулька и с сухим треском ударила в доску.

— Поляков, выйди из класса, — не отрывая головы от журнала, сказал учитель.

— За что? — возмущенно спросил Поляков.

— За дверь.

— Почему?

— По полу… — с олимпийским спокойствием отвечал учитель.

Поляков вызывающе хлопнул крышкой парты и пошел из класса.

— Солодовников, давай-ка ты, бездельник. — Вениамин Петрович смотрел на Солодовникова с непонятной веселой усмешечкой.

Солодовников вышел к столу и принялся бойко тараторить про князя Курбского и грозного царя Ивана Васильевича.

А Вениамин Петрович окинул взглядом класс и сообщил:

— Сейчас Морозову станет жарко, а Краснову — холодно… А Колесов выкатится из класса колесом, вслед за Поляковым…

И еще Вениамин Петрович давно заметил, что сидящий на задней парте ученик, худенький и белобрысый, что-то рассматривает, положив это что-то на колени под партой.

Наконец терпение у историка кончилось, и он поднялся из-за стола, медленно пошел по классу. Он смотрел совсем в другую сторону, а сам тем временем приближался к ничего не подозревающему худенькому, белобрысому ученику.

И вот над самым ухом незадачливого ученика загремел голос Вениамина Петровича:

— Продолжай, разгильдяй!

Ученик вздрогнул, с колен у него посыпались фотографии. Он нагнулся было их поднимать, но учитель опередил, быстро подобрал упавшие веером фотографии.

— Как фамилия?

Ученик едва слышно ответил. Он испугался, и лицо было бледным.

— Не слышу! — загремел Вениамин Петрович.

— Крохин Виктор…

— Ты откуда в моем классе взялся?

— Меня из триста восьмой школы перевели…

— Ну, так продолжай!

Солодовников, стоявший у стола, молчал. Откуда-то сбоку зашипели:

— Грозный поехал в Александровскую слободу…

Но Крохин, казалось, не слышал подсказки. Его занимали фотографиями.

— Отдайте, — попросил он.

— Двоечка! — рявкнул Вениамин Петрович, и шрам на лбу побагровел. — Поздравляю!