— Это он у тебя Милку чуть не увел? — с усмешкой спросил Денис Петрович. Он сидел на диване и тихонько пощипывал струны гитары. — Молодец пацан…
— Он у тебя Милку чуть не увел? — переспросила мать Гавроша и хрипло рассмеялась. — Ну шустряк! — Она легонько подтолкнула Робку к столу. — Наша Милка кому хочешь голову задурит!
— У нас «чуть» не считается, — опять улыбнулся Гаврош. — Правда, Робертино?
— Правда… — едва слышно выдавил из себя Робка.
— Он на ней жениться хотел, гадом буду, не вру! — сказал Валька Черт, и теперь захохотала вся компания, кроме самой Милки. Прикусив губу, она смотрела на Робку, просто впилась в него глазами и ничего вокруг не слышала и не видела.
— Правда хотел? — Мать Гавроша стала тормошить Робку, взяв его за плечи, а тот смотрел на Милку. — Чего ржете, коблы? Честный малый! Сонька, тебе такого ни в жисть не видать!
— Надежный пацан, я еще тогда почуял, — Денис Петрович первым перестал смеяться, смотрел на Робку даже будто с сочувствием.
— Ну и давайте прям щас свадьбу сыграем! — густо накрашенная Сонька захлопала в ладоши.
Взгляд у Гавроша потяжелел, злая усмешка скользнула по губам. А Робка все так же стоял перед столом, пока мать Гавроша не подтолкнула его к пустому стулу:
— Не слушай их, дураков. Есть хочешь? Рубай! — И она подвинула ему тарелку с оставшимися котлетами.
Робка сел. Напротив сидели Гаврош и Милка, и он старался не смотреть на них. Взял вилку, поковырял котлету. Денис Петрович ущипнул струны гитары, запел протяжно, с надрывом:
— «Течет речка, да по песочку, бережочки моет.
Молодой жульман, молодой жульман начальничка мо-ли-ит…»
— Ты сначала выпей. — Гаврош налил в стакан, подвинул его к Робке, посмотрел требовательно. — За невесту выпей, чего ты?
— Не хочу… — тихо сказал Робка.
— А я сказал, выпей, — набычился Гаврош. — Или что, мамка не велит?
— Не трогай его, — тихо попросила Милка.
— Жениться хочет, а мамка выпить не велит, — усмехнулся Гаврош, а Валька Черт коротко заржал.
— «Отпустил бы я домой — воровать ты буде-ешь.
А напейся ты воды холодненькой — про любовь забудешь…» — тоскливо пел Денис Петрович, и мать Гавроша вдруг всхлипнула, приложила платок к глазам:
— Гришенька, сокол мой, сил больше нету ждать тебя… — Она опять громко всхлипнула, попробовала налить в стакан, но в бутылке ничего не было.
— Ну че ты, мать, мокроту разводишь? — смутившись, вдруг как-то потерянно забормотал Гаврош. — Я же считаю — четыре года и три месяца ему осталось…
