А вот на фон Меллентина это нифига не подействовало. Тевтон непробиваемо был уверен в своей правоте – и хоть ты режь его на куски, никакие угрызения совести его не мучили. По-моему, он вообще не знал, что это такое и с чем ее едят – какая-то там совесть. Сбылась мечта Алоизыча об арийцах, напрочь лишенных этого химерного чувства. Пришлось подключить к допросу саму Кибелу, наложившую на этого мерзавца свое болевое заклинание. С ним дело пошло на лад, и фон Меллентин заговорил – точнее, торопливо заблеял, выплевывая слова. Оказывается, он умел только причинять боль, и совершенно отказывался ее терпеть. Но впрочем, этот допрос всего лишь подтвердил то, что мы уже знали и что подозревали, поэтому, не доводя мужчинку до болевого шока, отправили его на брачное ложе Кибелы, делать ей очередную дочь. Это вообще не здесь, не в храме, так что предсмертных криков мерзавца уже никто не слышал, о чем я ничуть не жалею.
В связи со всем этим Ефимия имела все основания пугаться, и мне было необходимо поскорей успокоить ее.
– Нет, – ответил я, – я буду говорить с тобой не так, как с Терресием, и не так, как с фон Меллентином. Я буду просто с тобой говорить, и ничего больше. Понятно?
От неожиданности Ефимия даже застыла, выражая своей позой удивление вперемешку с недоверием.
– Да? Просто говорить? – переспросила она, – а почему ты, мой господин, сказал на кухне, что забираешь меня оттуда навсегда?
– А потому, – ответил я, спокойно глядя в ее серые, полные тревоги и надежды, глаза, – что у меня к тебе есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, а если и откажешься, то всегда сможешь вернуться к своим грязным казанам, горшкам и сковородкам.
– Неужели ты хочешь сделать меня свой любовницей? – хрипло рассмеялась она, – весьма неожиданное предложение для старой и некрасивой женщины, чья рука больше привыкла к тетиве лука и рукояти меча, чем к мужскому жезлу… Я уж и не помню, когда у меня последний раз был мужчина. Помню только, что тот тип так напился неразбавленного вина, что ему было все равно, с кем возлечь на ложе – со мной или с ослицей…
– Нет, Ефимия, – покачал я головой, напрочь опровергая ее предположения, – я не хочу сделать тебя своей любовницей. У меня к тебе совсем другое предложение.
– И какое же, мой господин? – язвительно произнесла Ефимия, – ведь вы, мужчины, при виде женщины не способны думать ни о чем, кроме того, как засунуть ей между ног свой мужской жезл. Развратники!
