Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев | страница 5
Герой этой книги Лас-Касас не понимал, да и не мог понять, что и его воинствующий гуманизм и его жестокий, кровавый враг — неуемная корысть — рождены одной и той же причиной: молодым, начинающим свой путь по миру капитализмом и что не ему, герою-одиночке, остановить этот усеянный миллионами трупов путь; что он, как его младший современник Дон-Кихот Ламанчский, так же, как и он, типичный испанский идальго, ведет борьбу с ветряными мельницами. Но чем более безнадежной была эта борьба, тем более привлекательным кажется нам, свидетелям конца того колониализма, с которым на его первых шагах воевал Лас-Касас, фигура этого гуманиста-героя, священника и монаха, бесстрашно сражавшегося со всей гигантской машиной католической церкви, воина-дворянина, выступившего против не менее гигантской машины испанского королевства и Германской империи.
Образ этого человека, наделенного чистым умом и мужественным сердцем, рисует данная книга. Она не является историческим исследованием, она — роман, но автор ее стремился возможно вернее передавать точные исторические факты, пересказывать или сообщать в переводах подлинные документы, отступая от исторически засвидетельствованных фактов только там, где в биографии его героя имеются белые места, когда нельзя установить точно, что именно в определенные моменты с ним случалось. Большинство выведенных в романе персонажей — реальные исторические лица, и характеристики их также, насколько возможно, историчны. Только изредка приходилось автору для достижения художественного эффекта сводить двух исторических героев в одно лицо или вообще изобретать одного из них.
Главное, к чему стремился автор, это к тому, чтобы читатель почувствовал яркий, пряный колорит времени, в котором жил его герой, вдохнул тот воздух, которым он дышал, и чтобы герой этот, один из первых борцов с капитализмом и его исчадием — колониализмом, стал для него живым, а может быть, и любимым.
М. А. Гуковский
Часть первая
Юность
Путешествие в Саламанку
…Я же отеческий край и поля покидаю родные…
Вергилий
Ранним осенним утром 1489 года из Севильи выехала большая карета, запряженная четверкой вороных лошадей. Карету сопровождало четверо вооруженных всадников.
Вот уже позади осталась Севилья, лежавшая словно светлый драгоценный камень в оправе из серебристых оливковых рощ и зеленых виноградников.
Впереди были десятки лиг>[1] по равнинам Кордовы, по гористым дорогам Сьерры-Морены и Сьеры-де-Гвадаррамы, отделяющих благодатную Андалузию от суровой Старой Кастилии.