– София, – крикнул Феон в окна второго этажа.
Он продал вставленные туда стекла, и его крик должен проникнуть сквозь занавески, если туда еще не дошел его стук.
– Открой…
– Мир, муж. Я здесь.
Засовы отошли, дверь открылась, на порог упал слабый свет лампы, которую жена держала в руке. Он увидел силуэт, метнувшийся наружу, пнул его, промахнулся по коту, который похромал по улице. Зверь что-то держал во рту. Феон всегда терпеть не мог эту тварь и был поражен, когда кот снова объявился, с лапой в шине после «несчастного случая», выхоженный за время их плавания домой.
– Почему ты так долго? – пробурчал он, протискиваясь мимо нее. – Спала? Хорошо тем, кто может выспаться… – Поднялся по лестнице. – Надеюсь, ты приготовила какую-нибудь еду, прежде чем лечь спать. В противном случае…
Ему потребовалась секунда, чтобы осознать: в комнате кто-то есть; у очага стоит человек в маске. Еще секунда ушла на то, чтобы понять, кто этот человек. Феон удивился этому, но списал такую медленную реакцию на усталость. Поскольку как он ни убеждал себя, что тот мертв, каждый день в течение семи лет ждал появления брата.
– Григорий, – произнес он.
– Феон.
София остановилась наверху лестницы и смотрела на обоих мужчин. Долгие секунды в тишину и взгляды вмешивались только шум дождя и треск поленьев в очаге. Потом Феон заговорил:
– Что ты здесь делаешь?
– Здесь, в Константинополе, или здесь, в старом доме моей семьи?
– И то и другое. Но первое сейчас важнее. – Феон шагнул в комнату, стараясь говорить негромко и твердо. – Ты знаешь, что тебя ждет смерть, если ты будешь найден внутри стен. И эта… тряпка надолго тебя не скроет.
– Правда? Однако она скрывала меня три недели, которые я уже провел здесь. Даже когда я стоял сегодня у тех стен и смотрел, как ты шепчешь на ухо императору. – Григорий склонил голову набок. – О чем же ты рассказал ему, брат, что он так побледнел? Может, какие-то слухи о предательстве?
Предательство. Феон понимал, что слово выбрано не зря. Однако он не был готов говорить об этом. Пока нет.
– Я рассказал ему о переписи, которую мы провели, вот и всё.
– Понимаю. – Григорий указал на окно. – Перепись, в которой подсчитаны наши силы? Или, следует сказать, наша слабость?
Когда Феон не ответил, он продолжил:
– Ну же, брат! Я смотрел на заброшенные кварталы, опустевшие улицы. Сколько наших сограждан осталось сражаться?
– Это касается только императора и тех немногих, кому он доверяет.
Феон знал, что не стоит использовать это слово. У брата уже было достаточно оружия.
